Штамм. Начало

Эф нажал кнопку звонка в доме Барбуров. Улица была тихой, хотя соседние дома подавали признаки жизни: работали телевизоры, светились окна, на тротуаре стояли мешки с мусором. Эф держал в руке лампу черного света, на плече висел модифицированный гвоздезабивной пистолет Сетракяна.

Нора стояла позади Эфа на нижней ступеньке небольшой кирпичной лестницы, со своей ультрафиолетовой лампой в руке. Сетракян замыкал эту маленькую вереницу; он опирался на посох, серебряный набалдашник которого поблескивал в лунном свете.

Два звонка – никакого ответа. Не столь уж неожиданно. Эф взялся за ручку, прежде чем поискать другой вход. Она повернулась.

Дверь открылась.

Эф вошел первым, включил свет. В гостиной он не заметил ничего необычного: чисто, на мебели чехлы, все на своих местах.

– Есть тут кто-нибудь? – спросил он, когда остальные переступали порог.

Заходя в чужой дом, Эф чувствовал себя не в своей тарелке. Ступал мягко, как вор или убийца. Ему по-прежнему хотелось считать себя целителем, но с каждым часом верить себе становилось все труднее.

Нора поднялась по лестнице, Сетракян последовал за Эфом на кухню.

– Думаете, мы тут что-то узнаем? Вы же сказали, выжившие – отвлекающий маневр…

– Я лишь указал цель, которой они послужили. Что же касается намерений Владыки… мне они неизвестны. Может, чем-то они ему приглянулись. В любом случае нужно с чего-то начинать. Эти выжившие – наша единственная ниточка.

В раковине они увидели миску и ложку. Семейная Библия лежала на столе, с множеством засунутых в нее банковских карточек и фотографий. Она была раскрыта на последней книге. Кто-то трясущейся рукой отчеркнул красным несколько строк. Откровение святого Иоанна Богослова. Глава 11, стихи 7–8:

«…зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их,

и трупы их оставит на улице великого города, который духовно называется Содом…»

Рядом с раскрытой Библией, словно на алтаре, лежал крест и стояла стеклянная бутылочка, как предположил Эф, со святой водой.

Сетракян кивнул на религиозные атрибуты:

– Ничем не лучше изоляционной ленты или ципро[52]. Эффект такой же.

Они прошли в кладовую.

– Жена, должно быть, понимала, что он болен, – заметил Эф. – Но почему не вызвала врача?

Сетракян простучал стены в поисках тайника:

– За мою жизнь наука много чего добилась, но до сих пор не сделала четкого анализа взаимоотношений мужа и жены.

Они вышли из кладовой. Новых дверей, за которые следовало бы заглянуть, не обнаружили.

– Получается, подвала нет, – заметил Эф.

– Обследовать подпол в сто раз хуже, – вздохнул Сетракян.

– Идите сюда! – позвала Нора, ее голос звенел от волнения.

Анна Мария сидела на полу у кровати, привалившись спиной к тумбочке. Между ногами лежало настенное зеркало, которое она разбила об пол. Самым длинным, похожим на кинжал, осколком она перерезала лучевую и локтевую артерии на левой руке. Вскрытие вен на запястье – один из самых неудачных способов самоубийства, успешных только в пяти процентах случаев. Это медленная смерть, учитывая узость артерий на запястье, и резать надо глубоко, перерезая и нервы, после чего кисть теряет все свои функции. Способ этот еще и очень болезненный, поэтому задуманного добиваются только люди, пребывающие в глубокой депрессии, или безумцы.

Анна Мария Барбур разрезала запястье до самых костей. В скрюченных пальцах обездвиженной руки остался окровавленный шнурок с ключом от висячего замка.

Кровь из нее вылилась красная. Однако Сетракян достал зеркало с серебряной амальгамой и посмотрел на отражение ее лица, на всякий случай. Отражение не размывалось. Анна Мария не стала вампиром.

Сетракян медленно поднялся, озадаченный таким развитием событий.

– Странно, – вырвалось у него.

Эф стоял так, что в осколках разбитого зеркала видел лицо женщины. На тумбочке он заметил фотографии маленьких мальчика и девочки и сложенный листок бумаги, прижатый рамкой. Потянулся, вытащил листок, развернул.

Писала она красными чернилами, рука дрожала, как в тот момент, когда она отчеркивала абзацы в Библии.

– «Моему дорогому Бенджамину и дорогой Хейли…» – прочитал Эф.

– Не надо, – оборвала его Нора. – Не читай. Написано не нам.

Эф понял, что она права, и лишь просмотрел письмо в поисках важной информации.

– Дети у сестры отца в Нью-Джерси, в безопасности… – Он добрался до последнего абзаца, который все-таки прочел: – «Я очень сожалею, Энсель… этим ключом я воспользоваться не могу… Я знаю, Бог проклял тебя, чтобы наказать меня, Он покинул нас, и нам обоим дорога в ад. Если моя смерть сможет излечить твою душу, то, возможно, она поднимется к Нему…»

Нора присела, потянула за ключ – окровавленный шнурок соскользнул со скрюченных пальцев Анны Марии.

– Тогда… где он?

И тут они услышали низкий стон, больше напоминающий рычание. Животный, горловой. Такой звук не мог издать человек. И доносился он со двора.

Эф подошел к окну и увидел темный сарай.