Штамм. Начало

Гэри поднялся, провел дочь в дом, закрыл дверь, включил свет. Эмма будто оцепенела. На ней было платье, купленное матерью специально для этого путешествия. Надев его в первый раз, она показалась в нем такой взрослой. Один рукав испачкан грязью… а может, кровью? Гэри оглядел дочь со всех сторон, обнаружил кровь на босых ногах – а где же туфли? – царапины на ладонях, синяки на шее. И еще она была очень грязной.

– Что случилось, Эм? – спросил он, взяв ее лицо в ладони. – Как тебе удалось спас…

Волна облегчения снова прокатилась по нему – он едва не упал от избытка чувств и крепко прижал Эмму к себе, затем поднял, перенес на диван, усадил. Она была измученна и при этом оставалась странно пассивной. Так не похоже на его всегда улыбающуюся, энергичную Эмму!

Гэри пощупал лицо девочки, как всегда делала мать, если Эмма вела себя необычно, и обнаружил, что оно горячее. Очень горячее. А кожа – ужасно бледная, чуть ли не прозрачная. Гари увидел и вены, четко проступающие красные вены, которых никогда раньше не замечал.

Синева глаз Эммы, казалось, поблекла. Наверное, она получила травму головы и, скорее всего, находится в шоке.

Мелькнула мысль о больнице, но нет, Гэри больше не отпустит дочь. Ни за что!

– Ты дома, Эмма, – улыбнулся он девочке. – Все будет хорошо.

Гэри взял ее за руку, потянул, чтобы она встала, и повел на кухню. Еда – вот что сейчас нужно. Он усадил девочку на ее стул и не спускал с дочери глаз, пока в тостере поджаривались два вафельных коржа с шоколадной крошкой – ее любимое лакомство. Эмма сидела, безвольно свесив руки, и тоже наблюдала за ним, но не смотрела в упор. И кухню не оглядывала вовсе. Вообще не реагировала – никаких милых глупых историй, никакой болтовни о школе.

Вафли выпрыгнули из тостера. Он намазал одну маслом, полил сиропом, накрыл сверху второй, положил на тарелку и поставил перед девочкой. Сел и сам. Третий стул – стул мамули – по-прежнему пустовал. Но ведь дверной звонок мог вновь подать голос.

– Ешь, – сказал он.

Эмма еще не взяла вилку. Он отрезал кусочек вафли, поднес к ее рту. Девочка не разжала губ.

– Не хочешь?

Он отправил отрезанный кусок в рот, пожевал, показывая, как это делается, и предпринял вторую попытку – снова никакой реакции. Слеза скатилась по щеке Гэри. Теперь он понял, что с его дочерью произошло что-то ужасное, но решительно отогнал эти мысли.

Она была рядом, она вернулась домой.

– Пойдем.

Он повел девочку в спальню на втором этаже. Вошел в комнату, Эмма осталась на пороге. Огляделась. Вроде бы узнала, увидела что-то знакомое из далекого прошлого. Такой взгляд мог бы быть у глубокой старухи, которая каким-то чудом вернулась в спальню своей молодости.

– Тебе нужно поспать, – сказал Гэри и начал рыться в ящиках комода в поисках пижамы.

Эмма по-прежнему стояла в дверях, свесив руки по бокам. Гэри повернулся, держа в руке пижаму:

– Хочешь, чтобы я тебя переодел?

Он опустился на колени и снял с Эммы платье – его обычно очень скромная дочь не запротестовала. Гэри увидел новые ссадины, большой синяк на груди. Ее ноги были ужасно грязные, в трещинках больших пальцев запеклась кровь. Тело Эммы пылало.

Никакой больницы! Свою дочь он больше никуда не отпустит, глаз с нее не спустит!

Гэри наполнил ванну теплой водой и посадил в нее дочь. Сам он присел рядом и аккуратно провел намыленным платком по ссадинам. Эмма даже не поморщилась. Он вымыл шампунем и кондиционером ее грязные прямые волосы.

Эмма смотрела на него темными глазами, но никак не реагировала. Она пребывала в трансе. Или в шоке. Травма…

Он сделает все, чтобы ей стало лучше!

Гэри надел на Эмму пижаму, достал из плетеной корзины в углу большой гребень и принялся расчесывать светлые волосы дочери. Гребень застревал в путанице волос, но девочка не морщилась, не жаловалась.

«Это галлюцинация, – подумал Гэри. – Я потерял связь с реальностью».

Потом – он все еще расчесывал дочке волосы – пришла новая мысль: «А наплевать, черт побери!»

Гэри откинул одеяло, уложил дочь в кровать, как привык укладывать, когда она была совсем маленькой, укрыл, подоткнул одеяло. Эмма лежала не шевелясь, ее черные глаза были открыты.

Гэри замялся, прежде чем наклониться и поцеловать ее в горячий, пылающий лоб. Она больше походила на призрак его дочери, чем на реальную, живую Эмму. Призрак, чье присутствие он мог только приветствовать. Призрак, который он мог любить.

Гилбартон оросил лоб Эммы слезами благодарности.

– Спокойной ночи, – пожелал он дочери и не получил никакого ответа.

Эмма лежала неподвижно в розовом свете ночника, уставившись в потолок. Она не признавала отца… Не закрывала глаз… Она ждала не сна. Ждала… чего-то еще.

Гэри прошел в свою спальню, разделся, лег, но, конечно же, не заснул. Он тоже чего-то ждал, только не знал, чего именно.

Пока не услышал.

С порога его спальни донесся мягкий скрип. Гэри повернул голову и увидел силуэт Эммы. Его дочь стояла в дверях. Она подошла поближе, вынырнув из тени, – фигурка в ночном сумраке комнаты. Остановившись у его кровати, дочь помедлила, а затем широко раскрыла рот, будто в сладком зевке.