Штамм. Вечная ночь

Поглощение — высшая форма подчинения. Да. И вот теперь мы стоим вместе, и остается сделать лишь шаг к безграничной власти. Абсолютного подчинения земли. И потому я должен быть уверен, что между мной и тобой ничего не стоит.

— Ничего, — убежденно сказал Зак.

Владыка кивнул, явно задумавшись, но на самом деле эта пауза была давно им запланирована для вящего эффекта. Откровение, которым он собирался поделиться с Заком, требовало точного временно́го расчета.

Что, если я скажу тебе, что твой отец все еще жив?

И тут Владыка почувствовал это — поток эмоций, переполнивших Зака. Буря, тщательно спланированная Владыкой, воодушевила его. Ему нравился вкус разбитых надежд.

— Мой отец мертв, — сказал Зак. — Он погиб вместе с профессором Сетракяном и…

Он жив. Я узнал об этом совсем недавно. Но если ты спросишь меня, почему он никогда не пытался спасти тебя или связаться с тобой, я не смогу ответить. Однако он очень даже жив и хочет меня уничтожить.

— Я ему не позволю, — сказал Зак, ничуть не лукавя.

И Владыка против воли почувствовал, что странным образом польщен чистотой порывов этого молодого человека. Естественное человеческое сочувствие, явление, известное как стокгольмский синдром, когда заложники начинают идентифицировать себя с террористами, было инструментом, на котором легко играл Владыка. Он был великим знатоком человеческого поведения. Но здесь он столкнулся с чем-то бо́льшим. Здесь таилась истинная преданность. Вампир верил, что столкнулся с настоящей любовью.

Ты сейчас делаешь выбор, Закария. Вероятно, свой первый взрослый выбор. И то, что ты выберешь, определит тебя и определит мир вокруг тебя. Ты должен быть абсолютно уверен.

Зак почувствовал комок в горле. Он негодовал. Годы траура в мгновение ока превратились в годы небрежения. Где все это время был его отец? Почему оставил его? Мальчик посмотрел на Келли, стоявшую поблизости, на этого ужасающего отвратительного призрака — чудовищного уродца. Она тоже стала жертвой небрежения. Разве все это не по вине отца? Разве он не пожертвовал всеми ими — матерью, Мэттом и самим Заком — ради погони за Владыкой? Его пугало-мать и та больше предана ему, чем Эф. Он всегда опаздывал, всегда был где-то далеко, всегда занят.

— Я выбираю вас, — сказал Зак Владыке. — Мой отец мертв. Пусть остается среди мертвых.

И опять в его словах не было и тени лукавства.

80-я федеральная автомагистраль

К северу от Скрантона стали попадаться стригои — они, словно часовые, стояли на краю автострады. Пассивные наблюдатели, вампиры возникали из темноты, глядя на мчавшиеся мимо машины.

Фет, увидев первых, хотел было остановиться и прикончить их, но Эф попросил его не утруждаться.

— Они уже засекли нас, — сказал он.

— Ты посмотри-ка, — кивнул на окно Фет.

Сначала Эф увидел знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ШТАТ НЬЮ-ЙОРК», а потом под знаком — вампиршу с глазами, сверкающими, как стекло. Она проводила их взглядом. Вампиры сообщали о местонахождении автомобиля Владыке по какому-то внутреннему навигационному устройству, и теперь тот знал, что его враги направляются на север.

— Дай-ка мне карты, — сказал Эф.

Фет передал ему карты, и Эф принялся изучать их в свете фонарика.

— Мы опережаем график. Но нужно быть осторожнее. Рано или поздно они устроят какую-нибудь пакость.

На переднем сиденье затрещала портативная рация.

— Ну, видели? — спросила Нора из «эксплорера», едущего следом.

Фет поднял рацию и ответил:

— Встречают с оркестром. Мы видели.

— Нужно ехать по объездным.

— Согласны. Эф изучает карту.

— Скажи ей, — вмешался тот, — что доедем до Бингемтона, чтобы заправиться, а после будем держаться подальше от автострады.

Так они и сделали, резко свернули с магистрали на первом выезде из Бингемтона под указателем на заправку, а дальше проследовали по стрелке к целому скоплению сервисов — заправок, закусочных, мебельных магазинов, двух-трех небольших торговых центров, при каждом из которых была своя кофейня, обслуживающая клиентов прямо в машине. Фет проехал мимо первой заправки — в чрезвычайной ситуации им нужно было больше пространства для маневра. На второй заправке они увидели три ряда колонок «Мобил» перед магазинчиком. Солнце давно зашло, и голубые буквы в надписи «МОБИЛ» тонули в темноте — осталась только красная «О», похожая на голодный открытый рот.