Штамм. Вечная ночь

В ходе своей внутренней жизни, Бруно, Хоакин, и Гас сформировали большую, несовершенную семью. Бруно был всегда полон энтузиазма и по возможности нахваливал Гаса и Хоакина. Они поделили все обязанности в домашнем хозяйстве, но только Гасу было позволен прямой контакт с матерью. Он мыл ее, с ног до головы, каждую неделю, и держал ее ячейку чистой и сухой, насколько он по-человечески мог.

Помятый шлем придавал ей механистичный вид, как ударившегося робота или андроида. Бруно вспомнил плохой старый фильм, который он видел по телевизору поздно ночью называвшийся Робот Монстр. В фильме, главное существо имело стальной шлем ввинченый в жестокое обезьяноподобное тело. Именно такой он увидел Элизальду: Густаво сравнивая с Роботом монстром.

Гас вытащил небольшой перочинный нож из кармана и развернул серебряное лезвие. Глаза его матери наблюдали за ним внимательно, как животное в клетке. Он отодвинул левый рукав, просунул обе руки через железные прутья, держа их над ее шлемом, ее мертвые глаза внимательно следили за серебряным лезвием. Гас нажал на точку напротив его левого предплечья, резко, оставляя тонкий разрез менее половины дюйма в длину. Красная кровь богато пролилась из раны. Гас нагнул руку так, чтобы кровь побежала к запястью, капая в открытый шлем.

Он смотрел в глаза матери, как ее рот и жало работали невидимо внутри шлема, глотая кровь.

Она получила возможно насытиться, прежде чем он вытащил руки назад вне клетки. Гас отступил к маленькому столику пройдя через всю комнату, разорвал бумажное полотенце из толстого коричневого рулона и наложил на рану, уплотнив разрез жидким бинтом выжатым из почти пустой трубы. Он вытащил маленький кусочек салфетки из коробки и очистил кровавое пятно на руке. Все его левое предплечье было покрыто аналогичными ножевыми царапинами, добавлявшими к его и без того впечатляющей демонстрации боди-арта. Кормя ее, он продолжал отслеживать и повторять по схеме, открывая и возобновлении те же старые раны, вырезая слово “Мама” в его плоти.

“Я нашел вам музыку, мама”, сказал он, доставая несколько потрепанных записанных компакт-дисков. “Некоторые из ваших фаворитов: Los Panchos, Los Tres асы, Хавьер Солис …

Гас посмотрел на ее положение внутри камеры, пиршество крови своего сына, и попытался вспомнить женщину, которая подняла его. Мать-одиночка без мужа, со случайными приятелями. Она приложила все усилия для него, отличавшегося не праведными поступками. Но это было лучшее, что она могла сделать. Она проиграла сражение улице. .Квартал воспитал его. Его учила улица,а не Мать. О таких многих вещах он сейчас сожалел, но не мог ничего изменить. Он решил вспомнить свои молодые годы. Ее ласки при обработке его ран после уличных драк. И, даже в моменты гнева, доброта и любовь в ее глазах.

Все прошло. Все исчезло.

Гас не уважал ее в жизни. Так почему же он теперь почитает ее в нежити? Он не знал, ответа. Он не понимал, силы, которые вынудили его. Все, что он знал, что гостит у него в этом состояние вскармливания, заряжая ее заряженная, как батарею. Делает его сумасшедшим из мести.

Он положил один из компакт-дисков в роскошною стереосистему, украденную им из автомобиля полного трупов. Он перебрал несколько динамиков различных марок и сумел получить хороший звук из нее. Хавьер Солис начал петь “Но те дой ла Либерта” (я не буду давать вам свободу), сердитый и меланхоличный болеро, который оказалось устрашающе подходит для этого случая.

“Тебе нравится, Мама?”, Сказал он, зная все слишком хорошо, что это был просто еще один монолог между ними. “Вы помните это?”

Гас вернулся к клетке стены. Он потянулся внутрь, чтобы закрыть переднюю панель, укрыв ее обратно в темноту, когда он увидел что-то изменилось в ее глазах. Кто-то вошел в них.

Он и раньше видел это. Он знал, что это значит.

Голос, не его матери, прогремел глубоко внутри его головы.

Я могу вкусить тебя, мальчик, сказал Владыка. Я отведаю твою кровь и твою тоску. Я попробую твою слабость. Я знаю, кто ты. Мой незаконнорожденный сын. Глаза сосредоточились на нем, с намеком на искру за ними, как тот крошечной красный свет на камере, который говорит вам, что она записывает.

Гас пытался очистить свой ​​ум. Он пытался не думать ниочем. Кричать на существо через его мать не принесет ему ничего. Это он знал. Сопротивление. Способ, который старик Седракян бы посоветовал ему. Гас тренировал себя, чтобы противостоять темному интеллекту Владыки.

Да, старый профессор. У него были планы для вас. Если бы он мог видеть вас здесь. Кормление Матери таким же образом, как он использовал, чтобы накормить зараженное сердце его давно потерянной жены. Он не смог, Гас. Поскольку вы проиграете.

Гас сосредоточился на боли в голове, на образе его матери, какой она когда-то была. Его мысленным взором он уставился на эту фотографию в попытке блокировать все остальное.