Штамм. Закат

Палмер придвинул свое кресло таким образом, что поверхность подлокотников строго выровнялась со столешницей. Устроившись и оставшись довольным своим положением, он взглянул через стол на Эфа. Голова Палмера походила на треугольник: широколобая, с отчетливыми зигзагами вен на обоих висках, она равномерно сужалась к подбородку, трясущемуся от старости.

— Вы ужасный стрелок, доктор Гудуэдер, — сказал Палмер. — Если бы вы убили меня, это, возможно, задержало бы наше продвижение вперед, но лишь на короткое время. Однако вы нанесли необратимый урон печени одного из моих телохранителей. Не очень-то героическое поведение, должен вам сказать.

Эф промолчал. Он все еще не мог прийти в себя от смены декораций: разница между резиденцией ФБР в Бруклине и пентхаусом Палмера на Уолл-стрит была действительно велика.

— Это Сетракян послал вас убить меня, разве нет? — спросил Палмер.

— Нет, он не посылал меня, — сказал Эф. — В сущности, как я понимаю, профессор на свой лад даже пытался отговорить меня от этого. Я действовал по собственному желанию.

Палмер нахмурился, явно разочарованный услышанным.

— Должен признаться, мне больше хотелось бы, чтобы здесь оказался он, а не вы. Во всяком случае, кто-то, кто мог бы должным образом оценить то, что я сделал. Масштаб того, чего мне удалось достичь. Кто-то, кто понял бы величие моих деяний, пусть даже осуждая их. — Палмер подал сигнал господину Фицуильяму. — Сетракян не тот человек, за которого вы его принимаете, — добавил он.

— Разве? — удивился Эф. — И за кого же я его принимаю?

Господин Фицуильям приблизился к столу, везя за собой какой-то большой медицинский аппарат на колесиках — машину, предназначение которой Эф не мог определить.

— Вы видите в нем доброго старичка, — сказал Палмер. — Белого волшебника. Скромного гения.

Эф промолчал. Господин Фицуильям аккуратно задрал рубашку Палмера, обнажив два клапана, вживленных сбоку впалого живота. Кожа магната была сплошь иссечена шрамами. Господин Фицуильям прикрепил к клапанам две трубки, идущие от аппарата, плотно заклеил места соединения и включил машину. Это явно было какое-то питающее устройство, нечто вроде кормушки.

— В сущности, он большой болван. Мастер вопиющих ошибок. Мясник, палач, психопат. Запятнавший себя ученый. Короче, неудачник — во всех отношениях.

Слова Палмера вызвали улыбку на губах Эфа.

— Если бы он был таким уж неудачником, вы сейчас не рассуждали бы о нем. И не мечтали бы, чтобы он оказался на моем месте.

Палмер сонно моргнул несколько раз. Он снова поднял руку — сразу же в дальнем конце зала открылась дверь, и там появилась какая-то фигура. Эф внутренне сжался. Что еще приготовил для него Палмер? Если у этого заморыша какие-нибудь особые представления о мести… Но нет. Фигура оказалась все тем же слугой. На этот раз он нес небольшой поднос, держа его на кончиках пальцев.

Слуга величаво подплыл к Эфу и поставил перед ним какой-то коктейль; в янтарной жидкости плавали кубики льда.

— Мне говорили, вы из тех, кто получает удовольствие от крепких напитков.

Эф долго смотрел на питье, затем перевел взор на Палмера.

— Как это понимать?

— Это «Манхэттен»,^{34} — сказал Палмер. — Кажется, вполне подходит к случаю…

— Я не про питье, черт побери! Почему я здесь?

— Вы мой гость. Я пригласил вас на обед. Последний обед. Не для вас — для меня. — Кивком головы Палмер указал на машину-кормушку.

Слуга вернулся с блюдом, накрытым куполообразной крышкой из нержавеющей стали. Поставив блюдо перед Эфом, он снял крышку. Глазированная угольная рыба, молодая картошка, рагу из овощей с грибами по-восточному — все горячее, исходящее паром.

Эф не пошевелился — лишь тупо уставился в блюдо.

— Ну же, доктор Гудуэдер. Вы ведь много дней не видели такой пищи. И не беспокойтесь о том, что с ней якобы «поработали» — подмешали там яду или наркотиков. Если бы я захотел, чтобы вы были мертвы, господин Фицуильям, присутствующий здесь, позаботился бы об этом очень споро и сам насладился бы вашим обедом.

Однако Эф на самом деле смотрел вовсе не на еду, а на разложенные перед ним столовые приборы.

Он схватил нож из серебра высшей пробы и поднял его так, чтобы на нем заиграл свет.

— Да, это серебро, — подтвердил Палмер. — Сегодня вечером — никаких вампиров.

Эф взял вилку и, не отрывая взора от Палмера, принялся за рыбу. Он старался не производить при этом шума, но его наручники все равно тихонько позвякивали. Палмер тоже не сводил с него глаз. Вот Эф отделил кусочек, поднес его ко рту, прожевал. Сочная рыба просто взорвалась на его сухом языке нежнейшим вкусом, а желудок заурчал от предвкушения.

— Уже несколько десятилетий я не принимаю пищу в рот, — сказал Палмер. — Приходя в себя после многочисленных хирургических операций, я раз за разом отучивался от поедания пищи. В сущности, потерять вкус к еде, оказывается, удивительно легкое дело.

Он замолчал, наблюдая, как Эф пережевывает и глотает пищу.