— Выпить хочешь?
— Не стесняйся — пойло чистое. Док, пока жив был, проверял.
Мне протягивают булькающие фляги. Грязные руки тормошат меня со всех сторон. Горящие глаза просительно ловят мой взгляд. Смрад перегара и гнилых запахов окутывает меня ядовитым облаком. Я попал в ад. Зверь дыбит шерсть на загривке. Пятится в угол. Показывает желтые клыки. Безумие.
— Стоп! — ору я.
Тишина. Шелест вентиляции и тяжелое хриплое дыхание.
— Мы теряем время. Ведите к раненому, — приказываю я.
— Это там. Пойдем, уже недолго, — суетливо говорит сержант.
И наше блуждание по лабиринту возобновляется. В составе процессии из перешептывающихся призраков мы бредем по подземному коридору. Так долго, что он начинает казаться мне бесконечным. Я догадываюсь, что это переход, соединяющий бункер с «Зонтиком».
— Вот, пришли, — говорит сержант, когда мы достигаем массивного шлюзового люка.
Предупреждающие надписи у входа. «Стой! Стреляют без предупреждения! Вход без идентификации воспрещен!» Пара зачуханных бойцов-добровольцев в грязной униформе дежурит у входа в святая святых. Физиономии покрыты многодневной щетиной. Кепи засалены. Привыкшие к одним и тем же лицам, они недоуменно хлопают глазами, переводя растерянные взгляды с нас на саперов и обратно. От этих бегающих глаз да от изможденного вида охранников действо здорово напоминает фарс.
— Где раненый-то? — спрашиваю в недоумении.
На лицах окружающих тупое замешательство.
— Где-где. Внутри, — произносит кто-то из толпы.
— Так тащите его сюда, — предлагает док.
— Никак нельзя. Его пришпилило. Электродом проткнуло, как жука. От зарядной мачты. Если снимем — враз ласты склеит. А без Жиля нам никак.
Я начинаю злиться не на шутку. Я в шаге от цели своего задания. Чтоб мне сдохнуть — меня не остановит пара придурков с выжженными мозгами!
— Тогда ведите, — приказываю я.
— Так у вас допуска нет, — с идиотской усмешкой говорит кто-то.
— Так на кой вы нас сюда притащили?! — ярость на тупое стадо грозит разорвать меня изнутри. — Чтобы показать закрытый люк? Мы из-за вас режим маскировки нарушили! Ранцы включили! Дока своего от больных оторвали!
— Ты не кипятись, Ролье. На-ка вот, хлебни, — равнодушно бубнит над ухом существо. Я брезгливо отталкиваю его руку. — Ну, как знаешь.
Кадык над тройным воротником ходит вверх-вниз. Мертвец довольно крякает, нюхая засаленный рукав.
— Док, пока жив был, говорил, что легионера эта зараза нипочем не берет, — сообщает он в пространство. — Типа — никакого привыкания. А я вот, ежели полдня без фляги, — и сам не свой. Выходит, умники-то напутали со мной.
Он мелко хихикает.
— Опять у Криса контакты пережгло. Связать бы надо, — говорят сзади.
— Да ну его. Снова брыкаться будет. Он мне в прошлый раз руку прокусил.
— Как всегда, пойло с порошком смешал.
— Заберите у него флягу, — советует кто-то.
— Так он тебе ее и отдал.
— И что теперь делать? Я за ним проводку переделывать не буду. Он, как буйный сделается, — к оборудованию лезет. Все рвется наладку закончить. А у самого руки трясутся. И не соображает, чего творит. Убивец нипочем резервных блоков не выдаст.
Виновник обсуждения тем временем прекращает хихикать и отступает спиной к стене. Яростно вращает налитыми кровью глазами. Бочком, сантиметр за сантиметром, крадется к люку.
— Эй, союзники! — кричит сержант часовым. — Этого не пускайте. Готов. Дров наломает.
Часовые, видимо привыкшие к подобным сценам, синхронно кивают головами. Ну, чисто болванчики! Снимают с плеч винтовки с примкнутыми штыками.
— Назад, назад! — бормочут ублюдки, отгораживаясь от Криса стволами. Тот, мелко тряся головой, упрямо наседает.
Я пытаюсь переломить ситуацию. На дока надежды мало — от увиденного его перекосил столбняк. Вся надежда на себя.
— Слушайте, парни — у меня приказ — оказать вам помощь. Делайте, что хотите, но ведите нас к раненому. Я привык выполнять приказы.
— Приказ — оно конечно, — соглашается толпа. — Приказ — это святое. Мы вот тоже — выполняем. И ты держись.
И дальше в том же духе. Пробую с другой стороны.
— Свяжите меня с вашим командиром, — требую я.
— Хи-хи. Так он трубку не берет, — почти весело сообщают из толпы.
— Как это? — не понимаю я.
— А вот так. Мы с ним только через переговорник в люке говорим. Строго по графику. Он от нас в седьмом отсеке прячется. Продукты нам и инструмент через шлюз передает. Под прицелом держит, сука.
— Прячется? От вас? Офицер?
— Ага. Прячется. Хочет назад вернуться. Боится, что мы его того — порвем. Он у нас все скафандры забрал. И патроны. Издали руководит, — вразнобой подтверждают призраки.
— Зачем скафандры? А если авария? Или на поверхность выйти? — незаметно для себя я начинаю втягиваться в безумную беседу. Реальность в этом странном месте идет волнами, будто в кривом зеркале.
— А у нас каждый день аварии. Оборудование дрянь. Расходников не хватает. Мы привыкли. Хлебнешь чуток, чтобы с катушек не соскочить — и страха как не бывало. А скафандры Убивец не отдает, чтобы мы ноги не сделали. Боится, что мы корабль захватим. Или к союзникам уйдем. Среди каторжан попрячемся.