— Я не хотел говорить с вами, — сказал Рольф и надел перчатки, — прежде чем окончательно не успокоюсь. Но теперь, когда я совладал с собой… Штурценеггер, видимо, ни слова не понял. — Вообще, — сказал Рольф, — вы, конечно, правы, по существу все это предрассудок. Я не раз вспоминал забавную историю про эскимоса, которую вы рассказали мне и жене, когда были у нас впервые. Помните? Эскимос предлагает свою жену гостю и оскорбляется, если гость ее не берет, а нам, конечно, кажется невыносимым обратное… Да, все предрассудок… — Рольф давно уже не развивал своих теорий. Кстати сказать, у мужчин они особых возражений, как правило, не вызывали. Молодой архитектор, мужественный, жовиальный, актуальный и т. п., был не глуп, хотя и не понимал, по какому поводу Рольф разразился этой тирадой. Они было отъехали, но теперь снова остановились у шлагбаума. — Неловкость, которую вы испытываете, мне понятна, — сказал Рольф, — в вашем положении я всегда старался избегать подобных разговоров. Они ни к чему не приводят. Но раз уж мы сидим вдвоем в машине… знаете, господин Штурценеггер, мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня дураком! — Наконец, поезд с грохотом пронесся мимо. — Вы полюбили мою жену, так уж случилось, — сказал ослепленный, но тем не менее не теряющий достоинства Рольф, — я понимаю. А моя жена любит вас. Тут уж ничего не поделаешь! И мало что изменится, если вы на будущей неделе улетите в Канаду… — В Калифорнию, — поправил Штурценеггер. — Моя жена сказала в Канаду. — Весьма сожалею, — рассмеялся Штурценеггер, — но еду я в Калифорнию, в Редвуд-Сити. Я немедленно пришлю вам открытку, господин доктор, чтобы вы удостоверились. — Не нужно! — сказал Рольф. Сзади уже сигналили. — Не нужно, — повторил он. — Канада или Калифорния, для меня это разницы не составляет, если моя жена вздумает вас туда сопровождать, в чем я почти уверен. — Шлагбаум давно был открыт, но Рольф словно оглох, он не слышал сигналов задних машин и не двигался с места. Наконец молодой архитектор стал догадываться, где собака зарыта, он промямлил что-то вроде: — Госпожа, ваша супруга… и я… — Не стесняйтесь, — прервал его Рольф, — называйте ее Сибиллой! — Не отрицаю, сказал Штурценеггер, — когда я впервые посетил ваш дом, у меня сразу возникла симпатия… смею надеяться, что и со стороны вашей супруги… — Ах, вы смеете надеяться?.. — Рольфа огорчило, что любовник его жены так труслив, но вместе с тем это давало ему чувство очевидного превосходства. — Мне сорок пять лет, — сказал он и пристально взглянул на архитекторишку, — а вам нет и тридцати! — Ну и что? — резонно возразил Штурценеггер. — Беседа, начатая в достойном тоне, грозила переплеснуться в перебранку, Рольф это заметил, заметил и то, что шлагбаум открыт. Скопившиеся позади машины объезжали Рольфа слева, а некоторым — дорога здесь была узкая — приходилось съезжать на обочину. Водители негодующе и с презрением смотрели на Рольфа, а один даже покрутил пальцем у виска, видно, давая оценку его умственным способностям. Штурценеггер, надо думать, пытался объяснить, что это чистейшее недоразумение, но Рольф либо не слышал, либо не желал ему верить. Молча — стоит ли связываться с дурачком — Рольф спустился вниз, в город, и затормозил перед домом архитектора, чувствовавшего себя крайне неловко. Штурценеггер сидел перед уже распахнутой дверцей, в левой руке он держал портфель, перчатки и свою рулетку, правую же высвободил для прощального рукопожатия. Он не находил нужных слов, боялся оскорбить Рольфа неподобающей шуткой. — Пожалуйста, — сказал тот, — не говорите, что вы очень сожалеете или что-нибудь в этом роде. — Рольфа было не вразумить. — Не поймите меня превратно, — сказал он, — я не собираюсь вас упрекать. Я все понимаю и не порицаю. Наверно, Сибилла говорила вам, как я отношусь к подобным вещам, сказал он и швырнул сигарету за окно. — Но вынести это я не могу. Штурценеггер, видимо, пришел в себя и почтительно, как подобает младшему, спросил: — А есть ли на свете мужчина, который мог бы с этим примириться? Не для виду. На самом деле. — Рольф улыбнулся. — Мне казалось, что я такой. Они попрощались. Правда, архитектор предложил Рольфу подняться и выпить по стаканчику вина. Но Рольф отказался, не хотел видеть квартиру, где Сибилла, возможно, проводила блаженные часы, к тому же он вдруг почувствовал, что Штурценеггер тут скорее всего ни при чем. Рольф включил мотор, поблагодарил за любезное приглашение и попросил архитектора покрепче захлопнуть дверцу. Сделав это, Штурценеггер поспешил уйти не оглядываясь, как человек по ошибке попавший в чужую комнату, но Рольф снова приоткрыл дверцу и пожелал ему счастливого полета в Канаду. Потом, лишь бы не стоять на месте, он поехал, куда глаза глядят, как тогда в Генуе, только бы не домой! Только бы сейчас не видеть Сибиллу! Нет, ничего он не преодолел, решительно ничего!
Это было в октябре.