- А дурным слухам, особенно в Вашем, дядюшка, деле, верить не следует, - сурово продолжила Августа. - Вы же знаете, в нашем семействе всё всегда чинно и пристойно, мы друг за друга горой стоим...
Господин директор вскинул руки, понимая, что сейчас будет пространная речь на тему семьи и семейных ценностей, коя ему, убеждённому холостяку, ещё в отчем дому оскомину набила:
- Хорошо, хорошо, что ты хочешь, я понял. Осталось узнать самое главное: имя огневавшей тебя сударыни.
- Погодина Ольга Кирилловна, - буквально выплюнула Августа Германовна и тут же, поскольку в кабинет внесли истекающую сладостью халву, узорные пряники и пышущий жаром чайничек тонкого фарфора, сладко пропела. - Надеюсь, Генрих Егорович, Вы удовлетворите мою маленькую просьбу. Я же в свою очередь обещаю побеседовать с супругом по поводу акций господина Перова, с коими у Вас возникли некоторого рода затруднения. А от чая вынуждена отказаться, я ещё к портнихе должна зайти, платье буду шить к весне.
Дама с очаровательной улыбкой вышла из кабинета, подарив на прощание дядюшке воздушный поцелуй. Генрих Егорович вздохнул, сжевал ломтик халвы и приказал составить рапорт о финансовых делах некой госпожи Погодиной, Ольги Кирилловны.
- Сведения поступили, что неблагонадёжна весьма сия особа, - туманно бросил господин директор.
Уже через час все в банке, включая десятилетнего парнишку рассыльного знали, что Ольга Кирилловна Погодина революсьионерка, мошенница, а её полюбовник векселя и акции фальшивые печатал, за что и был в Шлиссельбурге повешен.
Когда же выше названная особа пришла в банк, ей не открыли, заявив, что происходит проверка и посетителей не пускают.
- Как же не пускают, когда я сама видела, как господин в бобровой шубе зашёл, - возмутилась Ольга Кирилловна.
- Приличным, - особенно выделяя это слово ответил швейцар, - господам и дамам мы завсегда рады. А Вы, сударыня, завтра приходите.
Госпожа Погодина вспыхнула, потом побелела словно свежевыпавший снег, потом опять побагровела, но пререкаться со слугой сочла ниже своего достоинства, а потому лишь ножкой топнула и приказала:
- Проводите меня к господину директору!
Швейцар насмешливо усмехнулся, покачал головой:
- А может, сразу к самому Государю Императору? Ступайте, сударыня, банк наш и завтра на этом же самом месте стоять будет, нынче вам тут делать нечего.
- Я городовых позову, - пригрозила Ольга Кирилловна.
Швейцар опять усмехнулся, наклонился, глянул даме в глаза:
- А не испужаетесь, городовых-то звать? Нешто у Вас за душой никакого греха нет, а?
Дама хотела было запальчиво заявить, что грехов у неё нет, да вспомнила о следователе и язычок прикусила. Нынче, пожалуй, стоит смириться, а вот завтра, когда господин Штольман в её полную власть попадёт, она им всем покажет. Она добьётся, чтобы этого мерзкого старикашку швейцара взашей из банка вытолкали, она им всем устроит!
***
Елизавету Платоновну, княгиню Лисовскую, в Петербургском обществе знали как фрейлину Государыни Императрицы, коя после свадьбы оставила исполнение обязанностей и уехала с мужем в Польшу. Некоторые дамы искренне жалели Лизхен, считая её едва ли не последовательницей декабристок, а Варшаву такой же далёкой и дремучей как и Сибирь, другие же полагали, что ничего предосудительного княгиня не сделала, долг жены везде и всюду следовать за мужем, рожать детей и хранить семейный очаг. Елизавета Платоновна о мнениях дам была самым обстоятельным образом, через подругу Юленьку, осведомлена, а потому при встречах со знакомыми изящно изображала то самоотверженную героиню, то рачительную хозяйку и достопочтенную мать семейства, самой главной заботой коей является лишь супруг и сын Васенька двух лет от роду, оставленный на попечение мужа и его любящих родственников.
В этот приезд в Петербург Лизхен надеялась, что ничего, требующего её обширных знакомств и приобретённых за время службы фрейлиной навыков плетения интриг и совершения изящных пакостей не понадобится, она в сём и Андриша заверила, но... Не даром ведь говорят, что, если ты хочешь рассмешить бога, нужно рассказать ему о своих планах. Да, Яков наконец-то обрёл свою единственную и ненаглядную, остепенился и женился, стал теплее к родным, только вот умение находить неприятности никуда не делось. Его, уже женатого, сумели приворотом опоить! И тот факт, что не опоить, а окурить, словно идола какого-то, дела ничуть не меняет! Конечно, Яков не всевидящ, столь изощрённого коварства предусмотреть не мог, он не повинен в произошедшем... Лизхен хищно глазки сузила и кулачки сжала. Он-то, без сомнения, не повинен, а вот госпожа Погодина, сие совершившая, наказания достойна. И каждая из дам семейства Штольман свою особую кару приготовит, такую, чтобы и закон не нарушить ни коим образом (Яков такого точно не простит), и эту отравительницу погубить.