Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ)

  - Всё верно, Кондрат Поликарпович, никому боле твои сапожищи не подойдут, уж больно у тебя ножища велика, - Тимофей Тимофеевич задумчиво покрутил в руках трость. - Так, значит, это ты Катерину убил, чтобы она на пути к наследству не стояла. Денег моих, значит, захотел?

  - Помилуй, батюшка, - взвыл Кондрат, падая на колени и звучно бухаясь лбом в пол, - бес попутал.

  - Бес? Так это дело поправимое, я слышал, в полиции дивно умеют бесов изгонять, а кого полицейские не выгонят, тех на суде прокурор дотопчет, - раскатисто рассмеялся голубоглазый Степан, довольный тем, что ещё одним конкурентом стало меньше.

  - Ульяшин, уводи, - приказал Антон Андреевич, гадая, как бы исхитриться остаться в доме, чтобы изобличить отравительницу Варвару.

  Городовой почтительно вытянулся, крепко ухватил воющего Кондрата за локоть и выволок из гостиной. В комнате повисла нехорошая, бьющая по ушам сильнее криков, тишина, прерванная осторожно заглянувшей в дверь Василисой, чуть слышно прошептавшей:

  - Я слуг в людской собрала, Тимофей Тимофеевич.

  Господин Волков вальяжно махнул рукой:

  - Распускай всех, нечего им без дела порты просиживать, чай, работа найдётся для каждого. Но сперва подойди к Антоше Коробейникову да попроси его остаться у нас на чай. Да хорошо проси, ласково, иначе выгоню тебя на улицу в чём есть и назад не пущу.

  Василиса покраснела отчаянно, глаза опустила, подошла к Коробейникову и прошелестела, точно ветерок в травах вздыхающий:

  - Антон Андреевич, отведайте с нами чаю очень прошу.

  Коробейников, смущённый не меньше, чем сама Васенька, головой отчаянно затряс, закивал, слова не враз найдя.

  - Вот и славно, - усмехнулся Тимофей Тимофеевич с кряхтением выбираясь из кресла, - вот всё и решили. Кондрата забрали, ты, Меланья, с дочкой твоей, Прасковьей, в делах мужа была не повинна, потому всё вам и отпишу. Пусть Кондрат на каторге спокоен будет, что семья его не по миру пошла. А Вы, Антон Андреевич, Василисушку под руку возьмите да в столовую ведите, там на неё и наглядитесь, сколько захотите. Если же Васенька наша расстарается шибко и исхитрится Вас ко мне в гости на пару дней залучить, то будет ей от меня кажин месяц по сто рублей на булавки. А если помимо Вас она ещё и Андрейку моего непутёвого в отчий дом вернёт, то я ей за труды кажин месяц по тысяче платить стану.

  Василиса смутилась, затеребила косу, потупилась, но всё же прошептала одними губами:

  - Антон Андреевич с Андреем Александровичем люди взрослые и свободные, неправильно неволить их.

  - Ась? - Тимофей Тимофеевич приставил ладонь к уху. - Кака-така лягушонка на болоте чего проквакала? Ишь, раззадорилась, осмелела! Значит так, слушай меня внимательно, девонька, да и ты, Антоша, тоже примечай: коли не вернёте мне в дом Андрюшку, сошлю я эту красавицу в скит старообрядческий, связи у меня имеются. Закроют её там в келье каменной, запрут на засовы железные, век света белого не увидит! Я всё сказал, а теперь идёмте чай пить. Меланья, Прасковья, ведите меня к столу, вам всё завещаю, вам за мной и ходить.

  Грузная женщина в строгом тёмном платье и пышнотелая девица в вышедшем из моды наряде споро подскочили к старику, почтительно подхватили его под руки и повели из гостиной, что-то негромко щебеча на два голоса. Остальные родственники переглянулись, мужчины кто крякнул досадливо, кто зубы зло сжал, кто кулаки стиснул, однако, возражать господину Волкову никто не насмелился. Все знали: старик крут на расправу, может и тростью тяпнуть, и из дома выгнать.

  Не прошло и пяти минут, как Василиса с Антоном Андреевичем остались в гостиной одни. Коробейников несколько раз пытался начать разговор, но проклятые слова мышами разбегались по углам, не желая вставать стройными рядами слов.

  - Идёмте, Антон Андреевич, - прошелестела Василиса, - Тимофей Тимофеевич гневаться станет.

  - Уходить Вам надо отсюда, - выпалил Коробейников.

  Блестящие зелёные глаза, опушённые длинными, кверху завивающимися ресницами, заволокло слезами. Василиса горько улыбнулась, плечиками пожала:

  - А куда идти-то, я сирота, ни отца, ни матери не имею, кому я нужна? В прислуги если только или в дом терпимости.

  Видимо, семейное счастие Якова Платоновича, то, как суровый следователь расцвёл рядом с женой, сделало своё дело, Антон Андреевич откашлялся и твёрдо произнёс:

  - Вы отправитесь ко мне.

  - В управление? - ахнула Василиса, испуганно всплёскивая руками. - Да за что же, я же ничего не совершала?!

  И так мила оказалась Васенька в этот миг, что Коробейников не утерпел, поцеловал её в щёку, прижал к себе пылко, зашептал страстно:

  - Не в управление, а домой ко мне. Я Вас с матушкой познакомлю, никому в обиду не дам, от любой напасти заслоню. Едем?

  - Едем, - зачарованно кивнула Василиса. - А как же чай?

  - Да бог с ним, с чаем, дома попьём, а то тут ещё отравят, не дай бог, - отмахнулся Антон Андреевич и тут же посуровел. - Я Вам про отравления ничего не говорил, ясно?

  - Ясно, - послушно кивнула Василиса, гадая, когда успела задремать, и за какие благости ей такой сон чудный привиделся.