Шторм

– Вы показывали это мистеру Бошаму?

– Пока нет.

Ренфру читает снова. Там все, как и раньше. Никаких ошибок.

Из всего этого следует, что делом детей занимался "Укьюхарт", аукционный дом. Их собирались выставить на аукцион. Лавлок говорил об усыновлении, но кто слышал об усыновлении через торги?

– "Если начать в семь или восемь вечера, можно быть уверенным, что мы закончим в темноте, что является дополнительным позитивным фактором в обеспечении безопасности", – вслух, громко зачитывает экранный текст Ренфру. И обращается к Холройду: – Как по-вашему, что это значит?

– Полагаю, что в темноте снижается риск быть замеченными.

– Точно. А это, в свою очередь, свидетельствует о намерении предпринять некие действия, которые было бы желательно сохранить в тайне.

Правда, этому можно найти объяснение. Лавлок только что сказал, что намеревался выправить детям нужные документы по прибытии их в Шотландию. Скрытность операции всегда можно объяснить отсутствием нужных бумаг.

Ренфру читает сообщение в третий раз, и на сей раз в глаза ему бросается незнакомое слово.

"Он проявил некоторую небрежность и использовал слово "Уилберфорс" в открытом разговоре".

– Как вы думаете, что означает слово "Уилберфорс"? – спрашивает Ренфру.

– Скорее всего, имя. Единственный Уилберфорс, который приходит на ум, это Уильям Уилберфорс, политический деятель, который...

Холройд замирает. Ренфру заканчивает предложение за него:

– Политический деятель, добившийся отмены рабства.

Рабство.

Кажется, будто с экрана сочится квинтэссенция зла. Торги живыми людьми. Торги как торги, с возможностью для покупателей ознакомиться с товаром, но только без какого-либо документального оформления всех пяти лотов. Никакой регистрации, никаких кредитных карт, никаких каталогов, номеров, указаний на источник происхождения. Человеческие жизни, выставленные на продажу.

Ребенок, растерянно моргающий в ярком, режущем свете. Лица, рассматривающие его, словно диковинное животное в зоопарке. Голос человека, ведущего торги и выкликающего цифры. Ребенок не понимает его, тогда как говорит этот человек следующее.

– Пять тысяч. Пять пятьсот. Шесть. Шесть пятьсот. Шесть семьсот.

Некоторые из людей, наблюдающие за ребенком, периодически поднимают руки с табличками, на которых изображены цифры.

– Кто больше! Новых предложений нет! Раз. Два. Три... Продано!

Ребенок вздрагивает, когда аукционист ударяет молотком. Его уводят в заднее помещение, куда за ним является мужчина в костюме. Он произносит какие-то слова, которых ребенок не понимает.

Ренфру потирает лоб. Было время, когда Абердин экспортировал в Германию чулочные изделия, потом стал вывозить полотно и гранит в Готенбург и Амстердам, далее настал черед рыболовной продукции, а там и нефти. И вот теперь здесь торгуют детьми.

Из дома Лавлока на Куин-стрит доставляют двенадцать коробов документов, к разборке и сортировке которых удается приступить только в седьмом часу. Возня с бумагами – дело скучное, рутинное и, особенно в такую жару, весьма утомительное, но приходится попотеть. Фрэнк, которого Ренфру по пути обратно в полицейское управление посвятил в суть дела, впрягается в работу наравне со всеми, и именно ему удается найти то, что требуется.

Листок фирменной почтовой бумаги "Паромных перевозок". На нем, почерком Лавлока, одно за другим пять слов.

"Дувр. Фолкстон. Гулль. Ярмут. Пул".

Все паромные порты.

А ниже заглавными буквами: "ДЖЕЙСОН Д".

* * *

Ренфру направляет офицеров к дому Джейсона, но его там нет, и куда он делся, неизвестно. По полицейским участкам распространяется фотография и словесный потрет Джейсона, однако почему этот человек объявлен в розыск, не разъясняется. Зато подчеркивается, что факт его поисков до поры не подлежит огласке.

Потом главный констебль направляется в камеру, где по обвинению в покушении на убийство и в ожидании решения по другим пунктам, касающимся нелегального ввоза в страну иностранных граждан, содержится Лавлок, и информирует его о том, что полиция выяснила суть так называемой "гуманитарной" миссии. Им известно о аукционах по продаже малолетних рабов, известно, кто являлся исполнителем этих преступных планов, и, в свете этих новых открытий, Лавлоку вряд ли приходится рассчитывать на какие-либо послабления в тюрьме.

Лавлок молчит.

* * *

Кейт отправляется домой, проведя сорок пять минут с отцом и Ренфру, вылившими на нее целый ушат информации. Чувствует она себя так, будто голова ее полна воды. Ей хочется, чтобы все поскорей закончилось – тогда она возьмет недельный отпуск и всю эту неделю проведет со своим сыном.

Кейт понимает: как судоходной компании "Паромным перевозкам" пришел конец. По правде сказать, ее финансовое положение и так было довольно шатким, а как только правда об "Амфитрите" выйдет наружу, крах станет неминуем. Кто захочет пользоваться услугами фирмы, занимающейся нелегальной поставкой в Шотландию малолетних рабов из России? Кто поставит на кон свою репутацию, чтобы попытаться спасти и возродить компанию?

На оба вопроса ответ один. Никто.