Шторм

Соболева Ульяна, Орлова Вероника "На острие безумия. Шторм" 1 книга

Дьявол прошептал в мое ухо:

"Ты недостаточно силен, чтобы выстоять шторм"

Сегодня я прошептал в ухо дьявола: "Я и есть Шторм".

(с) Перевод цитаты из Mind journal

ПРОЛОГ

Самой сложной для меня оказалась встреча с отцом. Я уехал, едва он стал на ноги. Вернулся на службу. Я увидел его лишь тогда, когда при его инаугурации все воины выстроились на плацу, чтобы присягнуть в верности Морту и ещё раз — Нейтралитету. Я был среди них и так же, как и все, давал присягу на одном колене и целовал ему руку, но, когда мы остались наедине, и он захотел меня обнять, я оттолкнул его двумя руками.

— Ты мне не отец! Ты — Морт. И для тебя я — Шторм. На этом семейная сцена окончена.

Отец опустил руку, сжимая челюсти и глядя мне в глаза своими все еще белесыми глазами, я не отвел взгляда, прожигая его ненавистью, ощутимой на физическом уровне. Мы оба ее ощущали превосходно.

- Я говорил, что не прощу тебя. С тех пор ничего не изменилось. Я не прощу тебе того, что ты заставил меня сделать. Никогда!

— Но я был прав.

— Ты был жесток. Ты заставил меня сначала убивать отца, а потом смотреть, как умирает без него мать…

— Исход был бы одинаковым в любом случае, ты должен понять это!

— Плевать. Это не значит, что я смогу все забыть, только потому что ты был прав. Я это вижу каждый раз, когда закрываю глаза! Так что оставь меня в покое! Для тебя я теперь только Шторм….

И снова эта жуткая сцена, которую я не прощу им никогда…

* * *

Я не мог разговаривать, я пока что пытался хотя бы дышать и не смотреть на руку мертвой матери, свисающую у спины отца с окровавленными тонкими пальцами. И не мог думать о той боли, что она испытала, когда Курд резал ее наживую и вырезал из нее сердце, не мог об этом думать, не мог позволить себе увидеть ни одной картинки из прошлого и из будущего. Иначе сойду с ума… а мне почему-то казалось, что все это не происходит на самом деле, и они не идут молча по каменным ступеням куда-то вниз в подвал мимо крестов на стенах. Что это за место? Разве в пределах Мендемая кто-то мог вешать кресты в крепости? Или это территория Ламинии, отобранная когда-то у зверски растерзанных ангелов?

— Куда мы идем? — не узнавая собственного голоса и даже не надеясь услышать ответ.

— Увидишь. — таким же чужим голосом ответил отец, прижимая к себе свою драгоценную ношу.

Мы оказались в подвальном помещении с зажженными на стенах под потолком факелами, а на скамье у стены валялась накидка отца. Значит, он побывал здесь. Зачем, одному дьяволу известно. Посреди подвала стоит деревянный стол, застеленный белой простыней, на которую Ник осторожно положил Марианну, и повернулся ко мне. Свет факелов падал на смертельно бледное лицо Морта, и мне вдруг показалось, что передо мной живой мертвец с изъеденным и изрытым временем лицом…и осознанием — это от голода. Отец не ел и не замечает признаков распада собственных тканей.

— Ты не ел, — глухо пробормотал я.

— Если в течение трех дней вживить ей сердце, она вернется.

В моей груди слабо трепыхнулась надежда. А отец тем временем швырнул на стол книгу.

— Здесь написано, как это сделать. Ты справишься.

— Я?

— Ты.

Я, тяжело дыша, смотрел на отца, выискивая признаки очередного приступа безумия.

— Где…где мы возьмем сердце?

В этот момент ухмылка растянула чувственные губы Николаса Мокану. И он дернул ворот рубашки, а я яростно выкрикнул:

— Нет! Неееет! Ты окончательно свихнулся! Я не стану этого делать! Ты ненормальный псих, если считаешь, что я это сделаю.

— Сделаешь!

Отец ступил шаг навстречу мне.

— Сделаешь! Ради сестер и брата, и ради своей матери! Сделаешь! Потому что ее жизнь дороже моей, и она должна продолжить дальше!

— Ты, чокнутый ублюдок, отвали от меня! Нееет! — истерически закричал я, пятясь назад.

— Может быть, я и ублюдок, но у меня нет другого выбора вернуть ее. Понимаешь? Я без нее все равно сдохну, и это даже не вопрос времени — это данность. По истечении этих трех дней. Да я и три дня не продержусь, Сэм! Я уже разлагаюсь без нее, ты не видишь? А так у нее есть шанс. У вас всех. Или, — он расхохотался, захлебнулся каким-то всхлипом, — или ты боишься вживить ей мое дрянное грязное сердце?

— Ты не посмеешь ставить меня перед таким выбором! Это подло!

— Потому что я подлец, Сэм. Ты не знал? Твой отец — гребаный подлый сукин сын и ради твоей матери готов заставить даже тебя вымаливать у Дьявола на коленях о ее жизни.

Я пятился от него к двери. Но она с грохотом закрылась, и ключ разломался в замке. Ник нарезал круги вокруг стола, глядя исподлобья то на меня, то на маму, и в тот момент, когда смотрел на нее, его глаза мгновенно меняли цвет с белого на синий.

— Давай! Ты не смеешь ослушаться отца! Я приказываю тебе!

— Ты мне не отец! — цепляясь за его же слова, задыхаясь и пытаясь удержаться на дрожащих ногах.

И снова хриплый смех: