– «Россия»,- сказала Поля,- она всегда в это время возвращается из рейса... Я люблю сидеть здесь и смотреть, как судно заходит в порт... Столько там людей, и у каждого свое счастье...
Юрий удивленно посмотрел на нее:
– Почему же у каждого? А может быть, среди них и несчастные есть...
– Нет несчастных. Счастье уже в том, что ты живешь, что-то делаешь, о чем-то мечтаешь...
– А разве все мечты сбываются?
– Не все, конечно. Но если есть в человеке устремленность, он счастлив. Ну, я объясню. Тот, кто сложил руки при жизни, - уже мертв. А я о живых говорю.
– А ты счастлива, Поля?
– Да, я счастлива... Но не спрашивай почему, я все равно не скажу...
Она звонко рассмеялась, и ее смех слился с тихим всплеском волны.
– Но ведь ты уже сказала, в чем счастье.
– Но это еще не все... Потом...
Он долго молчал. Так долго, что она наконец не выдержала:
– Почему ты молчишь? О чем думаешь?
– Наверное, место такое.
– Какое? - Она подняла на него удивленные глаза.
– Волшебное... Тут я каждый раз вижу тебя другой...
Они просидели на своем камне почти всю ночь. И лишь на рассвете, когда подул с моря свежий ветерок, Юрий проводил Полю домой, подождал, пока закроется за ней калитка, и медленно пошел на корабль.
10
В шесть часов, едва пронзительная боцманская дудка вспугнула ясную, прозрачную утреннюю тишину, на корабле появился посыльный из штаба и передал Юрию Баглаю приказ прибыть в восемь тридцать на совещание к Курганову.
Это удивило и слегка встревожило Юрия: Курганов обычно собирал совещание во второй половине дня, так как считал, что утренние часы должны использоваться исключительно для боевой подготовки и в это время командирский глаз крайне необходим.
Вербенко был уже в кабинете Курганова. Он так взглянул на Баглая, будто хотел спросить: «Ну что, не забыл нашего разговора?» Собрались и другие работники штаба, отличавшиеся от плавсостава аккуратной, франтовато подогнанной одеждой, блестящими пуговицами на кителях, сияющими погонами и нашивками.
По-юношески стройный и подтянутый Курганов каждое слово произносил четко и категорично:
– Товарищи офицеры! Сегодня в девятнадцать ноль-ноль все корабли выйдут в море. Задание получите сейчас в штабе. На конвертах будет написано, когда следует их распечатать. О готовности выйти в море доложить мне лично в семнадцать ноль-ноль. Боевая готовность - номер два. После семнадцати - номер один...
На корабль Юрий вернулся очень обеспокоенный. «Вот оно, мое первое испытание, первое самостоятельное командование в открытом море!.. Все проверить. Правда, каких-либо неприятных неожиданностей быть не должно. Только что из ремонта. Выходили в море, чтобы проверить механизмы... Но это же первое самостоятельное плавание! Тревожно...»
Боцман Небаба встретил его возле трапа. Он ничего не спросил, а глаза его говорили: «Понимаю, поход в море. Но вы не беспокойтесь, товарищ командир корабля, команда не подведет».
И заговорил о другом:
– Матрос Соляник наказание отбыл. Разрешите послать за ним конвойного.
– Посылайте. И немедленно. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль выходим в море. Еще раз проверьте запасы воды, продуктов.
– Bce согласно положению, товарищ лейтенант.
– Хорошо. - Баглай спустился в свою каюту, чтобы переодеться, и, когда вышел на палубу, увидел конвойного.
Тот же маленький матросик радист Куценький с автоматом на груди в это время сходил на берег.
Вахтенный у трапа шутливо бросил ему вслед:
– Смотри, чтобы не убежал!
– Куда ему бежать? - обернулся Куценький.- После гауптвахтовских харчей ему так живот подвело, что борзым щенком к корабельному бачку побежит.
И оба засмеялись.
Юрий улыбнулся: «Языкатые, черти! А может, не нужно было, чтобы Куценький с автоматом... Нет, пусть... Если уж наказан, то пусть будет все как положено - и гауптвахта, и позор...» А на душе скребли кошки: «Есть правда в словах Вербенко, что-то не так я сделал...»
Он спустился в машинное отделение.
Доложив командиру корабля о том, что у него все в порядке, старшина Николай Лубенец спросил совсем не официально:
– В море идем, товарищ лейтенант?
– Что, в море хочется?
– Много ли толку на приколе стоять? Тоска зеленая...
Гидроакустики делали свое - колдовали над сложными приборами. Комендоры[2]
, минеры, электрики, сигнальщики - к кому бы он не подходил - встречали его в полной боевой готовности, все подтянутые, веселые. Никогда еще Юрий не видел такой выправки у матросов. Словно праздник пришел на корабль.Настроение у него стало совсем радужным, когда вестовой принес в каюту наглаженные брюки, китель с надраенными до блеска пуговицами и начищенные ботинки.
– А это зачем? - удивился Юрий.- Ведь в море идем!
Но вестовой только улыбнулся ему, как близкому другу:
– В том-то и дело, что в море. Нужно, чтобы все было чистое, как само море.
В семнадцать часов командиры всех кораблей докладывали Курганову. Юрий надеялся, что командир части поговорит с ним отдельно, но этого не случилось. Как и ко всем, Курганов обратился к нему с кратким вопросом:
– Вы готовы?
– Так точно, капитан второго ранга. Корабль готов выйти в море.