Соколовская не сводила глаз с его профиля. Задумчивый, грустный, уставший…
– Я плохо сплю в последнее время.
Между ними образовалась тишина. Шторм, не двигаясь, смотрел на стену дома, скользя взглядом по горевшим окнам. Значит, проблемы были не только у него. Интересно, насколько сильно пострадала она после весенних событий?
– Последнее время – это последние полгода? – наконец повернулся к ней.
В полной тишине они смотрели друг на друга, ощущая, как пропасть длиной в несколько месяцев становится меньше. Противоположные края, как полюса магнитов, притягивались, унося обоих в самый страшный день их жизни: день, полный боли, отчаяния и страха.
Ответа на прозвучавший вопрос не последовало, но он и не был нужен, поскольку те, кто вместе прошли сквозь Ад и Чистилище, могли самостоятельно найти его в глубине блестевших тёмных глаз. Наконец нарушив безмолвное зрительное общение, Катя посмотрела на его правую руку:
– Можно?
Александр проследил за траекторией её взгляда и на доли секунды растерялся – зачем? – а затем всё же не спеша вытащил изувеченную конечность из кармана и, отвернувшись в сторону, показал её девушке.
Катя, как завороженная, смотрела на то, что некогда было полноценным указательным пальцем. Дрожь, словно судорога, прошла по телу.
В глазах потемнело. Дикий, неистовый крик, полный невероятной боли, когда они, издеваясь, скалились и восхищались самими собою, эхом раздался в глубинах сознания. С ресницы на щёку капнула слеза. Нет, ей не смыть то, через что он прошёл, даже целым потоком слёз.
Не до конца понимая, что делает, Катя взяла его руку в свою и поднесла к лицу. Горячую кожу обожгло холодом.
– Прости меня… – едва слышно прошептала она.
Александр растерянно наблюдал за ней, чувствуя, как глаза начинает жечь. Пульс стучал в ушах, зашкаливая. Прикосновение было самым обычным, но ощущения, которые оно вызывало, казались сродни урагану. Но, чёрт побери, что она такое говорила?..
– За что ты просишь прощения, Кать? – сорвавшимся на полуслове голосом спросил Шторм. Ладонь наконец ожила, и большой палец нежно погладил её щёку, однако спустя секунды снова замер.
– Я… Они ничего не говорили мне. Они знали и молчали. Молчали всё это время – все полгода. – Вдруг её испуганный, затравленный взгляд скользнул к лицу Александра: – Я была уверена, что ты погиб. Я… Я похоронила тебя.
– Тогда понимаю твою реакцию сегодня, – попытался улыбнуться Шторм. – До Патрика Суэйзи[1]
мне далеко, а вот ты однозначно лучше Мур. Ты красивее, даже когда плачешь.Лишь прозвучавшая шутка рассеяла мысли о прошлом и заставила вернуться в реальность. Катя медленно положила руку парня ему на колено. Порыв сошёл, эмоции стали утихать, и только часто бьющееся сердце напоминало, что случилось несколько секунд назад. Значит, оно не забыло… Оно никогда не забывало.
И снова тишина. Её стоило чем-то заполнить, но школьные годы, университет, Чечня – что ни вспомни, всё казалось не тем, о чём можно было говорить.
– Я свалился как снег на голову, – наконец начал Александр, глядя на неподвижно сидевшую девушки. – Было бы нечестно сказать, что я не надеялся тебя увидеть, но и нарочно искать встречи тоже не собирался.
– Почему ты здесь? – хмурясь, спросила в лоб она.
Шторм медлил мгновение. Лицо приобрело серьёзное выражение, а взгляд – решимость и абсолютную уверенность: действительно, зачем ходить вокруг да около.
– Чтобы сказать, что я – не тот ублюдок, каким был раньше; чтобы сказать «прости» за то, что делал и говорил; чтобы…
– Нет, – Катя покачала головой. – Я не об этом. Почему ты
Александр молчал. Зачем говорить о том, в чём и сам не был уверен? Ей и так досталось по его милости. У них со Стасом всё шло хорошо, но тут явился он… Живое воплощение доблести и благородства, мать его! Только ты опоздал, сержант!!! Смирись и достойно уйди с дороги. Она – героиня не твоего романа.
– Я перееду к Ренате завтра.
Слова сорвались быстрее, чем Александр успел их обдумать. Не такой ублюдок, каким был раньше, говоришь? Но лучше так, пусть знает, что у него не было и нет к ней никаких чувств.
– Сегодняшнюю ночь я обещал провести в доме дяди Вадима.
Уголок губ Кати едва заметно подёрнулся, а затем на её лице появилась улыбка: тёплая, искренняя, но донельзя печальная. Она резала его без ножа – медленно, глубоко и невыносимо больно.
– Рада, что ты не один. Правда. Одиночество съедает изнутри и толкает на страшные поступки. Рената поможет избежать этого.
Кивнув, Шторм поспешил отвести взгляд в сторону. Он больше не мог смотреть ей в глаза и врать.
– Ты права, она всегда знала, чего я хочу.
Челюсти с силой сжались. Пора убираться отсюда!
– Рената дождалась меня. Это главное.
– Да, – тихо согласилась Катя. – Дождалась.