Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ)

– Сурово, но вполне объяснимо. Не сделай он этого, ты бы оказалась в плену ещё раньше, ведь обменять дочь генерала ВДВ можно было очень выгодно.

– Ты мыслишь, как мой отец, – фыркнула Катя. – Неужели тоже превратишься в солдафона, как он? Да не дай Бог! Хотя я его очень люблю.

– Он тоже тебя любит, – поцеловал девушку в макушку Шторм. – И я тому доказательство.

В гостиной стало тихо. По сути, они оба явились жертвами любви. Судьба написала комедию, а Любовь добавила в неё изрядную долю драматизма. Уголок губы Александра подёрнулся в улыбке: философ, твою мать! Из размышлений о великом вытащил вопрос Кати, которая нежно касалась шрама от пулевого ранения, находившегося на плече.

– Он болит?

– Сейчас нет. Только эстетику портит: не всем нравятся меченые ребята.

Она гипнотизировала место ранения, обводя его по контуру, и вдруг её палец замер, а затем пополз ниже, к ещё одному шраму. Спрашивать, откуда появился, не пришлось: он был ей хорошо знаком. Коснувшись поверхности, Катя прошептала:

– Страшный день… Самый страшный в моей жизни.

Александр накрыл её руку своей и поспешил отвести глаза в сторону: неполноценная кисть до сих пор вызывала противоречивые чувства.

– Он стал страшным в жизни сразу нескольких человек, но мы пережили его. – На лице заходили желваки. – Все, кроме одного.

Катя почувствовала, как его пальцы с силой сжали ладонь, однако спустя несколько секунд хватка ослабла. Он уткнулся носом в её волосы, по-прежнему не говоря ни слова. Лёжа на его груди, она услышала, как сердцебиение стало менять ритм. Дыхание участилось, отчего грудная клетка вздымалась и опускалась чаще.

– Саш?..

Тишина.

– Саш, ты в порядке?

Катя попыталась подняться, но он не отпустил. Вернувшись в исходное положение, она решила ждать, когда то, что творилось у него внутри, позволит продолжить разговор.

– Я даже не попрощался с ним, – начал Шторм после нескольких минут напряжённого молчания. – Хотел съездить в Новосибирск, но не смог. Испугался.

Он зажмурился.

Жалкий трус.

Ты всегда был таким: нападал на слабых, унижал. Даже плена избежал ценой не своей, а чужой жизни.

– Я испугался. Испугался смотреть его матери в глаза.

Пауза. Признания давались с трудом.

– А если бы она спросила, как это произошло? Что бы мне пришлось ответить? Что это я убил её сына?

Катя молчала. Он должен выговориться, должен рассказать всё, что творилось на душе, иначе пережить прошлое не получится: оно превратится в проклятие.

– Мне хватало своего собственного презрения. С её обвинениями я бы не справился.

Александр с силой сжал кулак, ощутив, как костяшки свело болью.

– Я принял решение, которое отправило ефрейтора на тот свет, хотя был не вправе распоряжаться вашими жизнями. Я – убийца, Кать. Страшнее приговора нет.

Он отпустил её руку и вытер мокрый след на щеке. Глубокий вдох ослабил давление в груди, но тиски, которыми было зажато сердце, так и остались.

– У тебя не было другого выбора, – произнесла тихо Соколовская. – Ты это понимаешь, но не хочешь принять.

Тишина. Она испуганно ждала ответа. Только бы снова не закрылся!

– Даже дураку было ясно: мы бы не смогли прорваться, – наконец заговорил Александр.

– Но?.. – Катя поднялась на локоть и посмотрела ему в глаза. – Ты ведь руководствовался чем-то, когда решил действовать? О чём ты думал? Не о смерти точно.

Шторм колебался. Он ни с кем не обсуждал события того дня. Ни с кем. Закрылся в панцире и отгородился высокой стеной. Тогда почему именно ей хотелось рассказать, что чувствовал все эти долгие месяцы? Ей и никому другому.

– Я видела тебя настоящего, видела твою душу, твои страдания, боль и слёзы.

Александр проглотил ком в горле. Судьба… Он не верил в сверхъестественное, и пришедшая в голову мысль только подтвердила сумасшествие. Но хуже, чем есть, уже не станет.

И лучше тоже…

Однако попробовать стоило. После общения с ней всегда становилось легче. Может, получится и сейчас.

– Я был уверен, что нас будут искать.

– Почему?

Интерес в её взгляде казался искренним. Она правда желала знать: не потому, что так требовали обстоятельства, а потому что для неё это тоже было важно.

– Потому что заложников берегут как зеницу ока. Когда полковник Денисов отправлял нас на задание, он сделал акцент на них. Сказал, что мы должны обыскать каждую щель, яму и сарай, и только найдя пленных, можно было вернуться назад. Группа выполнила лишь часть задания, и я сделал ставку на то, что было потеряно.

Катя смотрела на его лицо и снова видела перед собой того солдата, который держал ситуацию под контролем, который знал, чего ожидать от противника, – уверенный в себе, смелый и твёрдо верящий в то, что делает. Совсем как… отец.

– И ты не ошибся, – тепло улыбнулась она.

– Не ошибся, но Кириллу теперь всё равно.

Опять двадцать пять!