– Эй, – Александр коснулся пальцами её подбородка, заставив повернуться к себе. – Мы уже обсудили это. Я ни дня не пожалел, что оказался там. Да, сначала было тяжело – я ломался, но то, что получилось из меня в конечном итоге, однозначно того стоило. К тому же, – он замолчал, гипнотизируя девушку взглядом, – не отправь твой отец меня в ссылку, как декабриста, кто знает, где бы был сейчас я и что бы произошло с тобой.
Во взглядах обоих мелькнула тревога. Смысл сказанного оказался страшнее любого фильма ужасов, основанного на реальных событиях.
– Так что принятое генерал-майором решение спасло как минимум две жизни. И, как бы смешно это ни звучало, но я должен сказать ему «спасибо». Думаю, что при нашей следующей встрече, я начну именно с этого.
На загорелом лице заиграла искренняя улыбка, а спустя несколько секунд, не обращая внимания на ехавших рядом пассажиров, Александр коснулся губами её губ. Поцелуй оказался лёгким и непринуждённым, но достаточно длительным, чтобы табун сумасшедших мурашек успел навернуть пару кругов по телу, отправив импульсы в самое чувствительное место.
– Я тебе уже говорила или нет? – прошептала Катя, утопая в сером омуте.
– О том, что любишь? – улыбнулся лукаво Шторм. – Да. Но мне больше понравилась та часть, где я выступаю в роли полного профана. А знаешь почему? – задал ещё один вопрос парень. – Потому что теперь я каждый раз буду пытаться доказать обратное.
Он скользнул взглядом к её губам, а затем вновь вернулся к светившимся от счастья глазам. Секунда – и раздался его громкий голос:
– Я – самый счастливый человек в этом вагоне! – Озорные глаза окинули людей, поймав несколько тёплых и искренних улыбок. – Да что там в вагоне! Во всей Москве! Ты слышал, мир? Потому что мне выпала честь полюбить самую лучшую девушку на свете.
Стоило ему замолчать, как на её щеках появился яркий румянец. Смущённая улыбка сделала похожей на подростка: совсем как тогда, когда они решали судьбу маленького бездомного котёнка.
– Я люблю тебя, – проговорил тихо Александр, глядя на неё восхищёнными глазами. – И здесь, уверен, мне нет равных.
Оставшуюся часть пути до места, где жили, они весело перешучивались, время от времени обнимаясь и нежно касаясь губ друг друга: счастливые, беззаботные, потерявшие счёт минутам, медленно перетекавшим в часы.
– Меня сегодня точно отправят в отряд штрафников, – закрыв глаза ладонью, виновато прошептала Катя, останавливаясь у подъезда.
– Что случилось?
– На часах почти десять. – Их взгляды встретились: взволнованный у Александра и искрящийся у неё. – Но я ни капли не жалею, что провела вечер с тобой.
– Как и я, – улыбнулся Шторм, запечатлев короткий поцелуй на её губах. – Однако нам действительно пора. Я и так в «чёрном списке» у твоего отца. Боюсь, как бы завтра не пришла ещё одна повестка. В этом случае даже пометки в личном деле не помогут.
Смеясь, они вошли в подъезд, не заметив наблюдавшего за ними с другой стороны улицы Стаса. Его глаза горели огнём. Руки то и дело сжимались в кулаки, а на лице ходили желваки, отплясывая чечётку. На его месте должен был быть он. Она должна мило улыбаться и светиться от счастья рядом с ним, а не с этим чёртовым солдатишкой, лишившим её девственности по пьяни.
Пнув стоящую рядом урну, он достал мобильный и набрал номер Ренаты. Эта сука должна ответить за то, что сделала!
*****
Генерал-майор сидел за столом, держа в руках уже четвертую по счёту сигарету. Сизый дым, не успевший выветриться через открытое окно, наполнял кухню едким запахом. Он знал, что Алевтина не любит, когда он курит в квартире, но причины были более, чем уважительные: жуткая сцена, свидетелем которой стал, выйдя из лифта, так и стояла перед глазами, приводя в бешенство.
Мужчина не понимал, что его злило больше: то, что подонок имел наглость подойти к дочери, или то, что она позволила себе променять семью на него. Неблагодарная! Неужели забыла, как рыдала на коленях у матери? Не помнила, каким низким образом он воспользовался ею?
Потушив окурок, Богданов опустил голову на руки и закрыл глаза. Всё потому, что чёртовому сукину сыну всё сошло с рук. Герой, мать его! После майской операции любому другому сказал бы «Горжусь!», но для него не существовало слов благодарности. Друзья, которым было велено превратить жизнь в Ад, и те перешли на сторону сопляка.
Отвага и смекалка, проявленные при выполнении боевой операции, храбрость, с которой смотрел смерти в лицо, честь солдата, сохранённая до последнего вздоха, – как будто слова, сказанные совсем о другом человеке.