Голова пошла кругом. Я на секунду прикрыла глаза, чувствуя себя так, будто стою на краю громадной зловещей пропасти. Но возмущение, словно упрямый росток, всё же пробило себе дорогу.
К тому же как я могу что-то забыть? Я
По крайней мере их вещи.
Я зашла в комнату мамы и папы. Постель была не заправлена, на комоде царил бардак, а возле корзины для стирки валялась гора грязной одежды, но их комната казалась мне самым прекрасным местом на свете. Не хватало только двух человек… И я подумала о Бёрди. Значит, трёх.
Почему же их до сих пор нет? Неужели они сердятся?
Мысли беспокойно заворочались в голове. Я вспомнила, как папа смотрел на меня, когда я кричала про «Краболовку». С болью в сердце я вспомнила, как бросилась в мамины объятия, чтобы поблагодарить её, а она замерла на долю секунды – будто колебалась, – прежде чем обнять меня в ответ. Тень обиды в глазах Бёрди, когда я отказалась заплести ей косичку.
Я вела себя ужасно в то утро.
Я вела себя ужасно в то Рождество.
Возможно, я
С облегчением я вспомнила слова странной Джилл.
«Рассмотрим этот момент подробнее», – подумала я. Что, если на мне
Может… может, вынести мусор?
Я бросилась вниз на кухню, нашла переполненную корзину с бутылками и пластиком. Я принялась изо всех сил скрести пальцами, пыталась перебрать мусор, взволнованная хрупкой надеждой, что моя семья терпеливо ждёт у входной двери. Но руки соскальзывали со всех контейнеров. Я застонала от негодования.
Часы в прихожей пробили полночь. Я мертва уже целый день, и это очень утомительно.
Я побрела обратно в комнату мамы и папы и попыталась приподнять стёганое одеяло, чтобы залезть в их постель, – я ужасно продрогла, – но пальцы снова отказались меня слушаться, и ничего не получилось. Поэтому я просто растянулась поверх одеяла, прямо посередине, между мамиными и папиными подушками.
Мамина подушка пахла её увлажняющим кремом. Я повернула голову набок и прижалась к ней щекой. Глаза закрылись. Так я и пролежала всю ночь, содрогаясь от тоски и потрясения.
Рассвет уже окрасил небо в бледно-розовый цвет, когда я решила встать. Часы на прикроватной тумбочке показывали 07:29. Вокруг царила атмосфера безлюдного морского берега, и я поняла, что это значит. Сразу несколько чувств охватили меня, все так или иначе посвящённые одной теме.
Паника
– они до сих пор не вернулись?Злость
– они до сих пор не вернулись?Печаль
– они до сих пор не вернулись?Я пошевелилась, чтобы встать. Что-то с мягким стуком выпало из моего кармана на матрас. Стеклянный пузырёк, который дала Джилл.
Она назвала это снотворным. «Ты проснёшься, когда кто-то войдёт в твой дом. А пока ты ждёшь, тебе хотя бы не придётся страдать от одиночества».
На бутылке была выцветшая этикетка с надписью от руки:
Ниже располагалась инструкция:
Я снова взглянула на этикетку.
А что я теряю?
Я открутила крышку, радуясь тому, что хотя бы она подчиняется моим рукам, поднесла пипетку ко рту и капнула на язык. Жидкость была горькой на вкус, но терпимой, и через пару секунд растворилась.
Я вздохнула с облегчением, чувствуя, как меня одолевает дремота, приятная и расслабляющая, словно тёплая ванна.
А когда я проснусь, то наверняка увижу их лица.
Глаза закрылись. Я успела только подумать: «А снятся ли призракам сны?» – прежде чем мой мозг в кои-то веки затих, и все мои вопросы исчезли.
Часть II
19
Некоторое время спустя
Спросонья всё как в тумане. Я попыталась открыть глаза. Постойте-ка. Я
Об этом Джилл ничего не говорила.
Дрожащими руками я дотронулась до своих глаз. Нащупала что-то прохладное, мягкое и бархатистое. Смахнула, вздрогнув, и оно легко соскользнуло с меня.
Разве в маминой и папиной спальне всегда было так темно?
Я растерянно поглядела на пушистый налёт, в котором лежала.