Шторм по имени Френки

Но этим дело не заканчивалось. Стоило им начать, как остановить их было невозможно. Родители настолько хорошо отрепетировали историю моего появления на свет, что рассказывали её дуэтом. Словно они на сцене. У каждого были свои реплики, и они знали их наизусть.

говорили они.

Вот как начинал папа:

– Ты родилась хмурая, как грозовая туча.

Френсис Фрида Рипли – это я, кстати. Привет! Только, пожалуйста, не называйте меня Френсис. Лучше Френки.

А потом подхватывала мама:

– Дорогой, ты несправедлив. Френки была очень спокойной малышкой. Промокшей, конечно, и озябшей, но совершенно безмятежной. Такой тихой. Вид у тебя был на удивление беззаботный.

Вообще, это признаки гипотермии, мама.

– Ну да, ты была спокойной целую секунду, – добавлял папа. – Пока не сделала свой первый вдох, – и родители обменивались улыбками, нежными, мимолётными, словно взмахи птичьих крыльев. – Вот тогда ты начала бушевать. И до сих пор остановиться не можешь. – Затем, поймав мамин взгляд, он добавлял сквозь зубы: – Но мы любим тебя такой, какая ты есть! – и спешил в свой сарай-мастерскую.

А я скажу так: чего они ожидали? Конечно же я разозлилась, когда родилась. Вы только подумайте, это ведь они решили родить ребёнка на холодном пляже! Прямо на гальке! Посреди зимы! В шторм! Неудивительно, что я вспылила. Любой разумный ребёнок на моём месте поступил бы так же.

2 История моего рождения

Ивообще я не виновата. Это им вздумалось отправиться на пляж в тот день, хотя мама была глубоко беременна мной. Их не отпугнули даже тяжёлые чёрные грозовые тучи, кружащие над нашей деревушкой.

А могли бы поступить благоразумно. Например, съездить в ближайший роддом на всякий случай, а заодно и выяснить, во сколько обойдётся парковка и стоит ли она таких денег. Возможно, тогда из меня получился бы совершенно другой ребёнок, и я бы сейчас рассказывала вам совершенно другую историю.

Но они не были практичными людьми.

– Мне захотелось написать шторм, – говорил папа. – Постоять внутри него. Увидеть все его краски.

Папа часто такое говорил. Он был художником. Помешанным на красках. Зарабатывал он тем, что рисовал портреты домашних животных. Любых – чешуйчатых, мохнатых, симпатичных и страшненьких. Если вы могли позволить себе выложить 275 фунтов за изображение вашего питомца размером девять на двенадцать дюймов (без рамки), то папа, именуемый также Даги Рипли, или

был к вашим услугам.

А в свободное время он писал море.

– Мне никогда не удастся изобразить море таким, каким я вижу его в своей голове, – говорил он нам, мне и Бёрди, моей шестилетней сестрёнке.

– Зачем тогда рисовать? – спрашивали мы.

В ответ он загадочно улыбался своей кривой улыбкой.

– Меня тянет к нему, – произносил он наконец. – Сопротивляться невозможно.

Что это означало, непонятно.

А про маму даже не спрашивайте. Она была беременна уже почти девять месяцев в тот день, когда поднялся шторм. Лучше б она сидела на диване и жаловалась на отёкшие ноги, как все нормальные беременные женщины. Она могла бы сказать: «Нет, Даглас Рипли, мы не пойдём на пляж в разгар урагана ни за какие коврижки! Отвези меня в ближайший роддом, чтобы я спокойно родила этого младенца, и включи радио, потому что это, по-видимому, очень важно».

Но она поступила иначе.

– Мне надоело сидеть в четырёх стенах, Френки, и я решила, что морской воздух пойдёт и мне, и тебе на пользу. До родов оставалась ещё целая неделя, так что нечего так на меня смотреть.

Вот что они с собой не взяли:

1. Телефон;

2. Машину;

3. Что-то практичное, на тот случай если у одного из них начнутся роды.

А вот что они взяли:

а. Изъеденное молью одеяло для пикника;

б. Мамину любимую коралловую губную помаду;

в. Папин мольберт с красками.

В общем, как и следовало ожидать, у мамы начались схватки, как только они добрались до галечного пляжа у пристани. Кроме них, там не было ни души, потому что был январь. И шторм. А у нормальных людей есть мозги.

Очень скоро маму и папу осенило, что рожать меня придётся прямо на старом одеяле для пикника. Так что они просто швырнули его на жёсткую неровную гальку и стали надеяться на лучшее. Что полностью противоречит рекомендациям Национальной службы здравоохранения, особенно пункту под названием «Подходящие места для родов».

Медсёстры не спеленали меня в мягкую больничную простынку и не ворковали надо мной умилённо. Вместо этого меня завернули в сырой худи, и над моей головой пронзительно кричали чайки. А в довершение всего я открыла рот в поисках молока, но вместо него получила солёные брызги. Вот так я впервые попробовала жизнь на вкус:

я полной грудью вдохнула ШТОРМ.

Как считала мама, это и определило мой характер – навсегда.