Шторм

Самым примечательным, однако, мне показался рассказ Йона Безродного о его отношениях с турками, возможно, именно поэтому я вообще запомнил тот вечер. Я ведь знал, что он годами пытался подружиться с турецкими семьями, живущими по соседству, приглашал их в гости и все такое, и в тот вечер, когда мы только пришли, и я еще не был готов говорить по-датски, я спросил, чтобы прервать неловкое молчание, что-то вроде: «Ну и как, ты уже со всеми турками в подъезде перезнакомился?» Не то чтобы меня это интересовало, просто спросил, разговор поддержать. Но он вдруг забеспокоился, разволновался — и жена его тоже, она накрывала на стол, а сам Йон мешал соус в кастрюле, — и она вдруг помрачнела, а с лица Йона сошла улыбка, и он медленно протянул: «Неее… Неее». И я сразу же почувствовал, что меня ждет что-то интересное, нужно будет непременно разузнать подробности! И вот, когда я закончил свои рассказы и протянул руку за новым пивом, все замолчали, и молчание становилось уже неприличным, поэтому я снова спросил, на этот раз по-датски, сложилось ли у них общение с турками. И снова почувствовал, что тут кроется что-то интересное, потому что хозяева снова забеспокоились. Тогда я принялся разъяснять этому датчанину, Сёрену, что Йон пытается подружиться с турками, чтобы между различными народами не было недоверия, причем говорил я так, как будто считал это исключительно позитивным и поучительным, потому что хотя здесь в округе и живут люди десяти или пятнадцати национальностей, разные этнические группы не хотят общаться между собой, что, конечно, очень печально…

Наконец, Йон прервал молчание. И все рассказал. Они с женой очень старались. Но потом, с полмесяца назад, кто-то влез в их кладовку в подвале и достал ящик с елочными украшениями — в основном в нем были исландские елочные игрушки, понимаете, не какие-то обычные санта-клаусы в красном, — так вот, ящик вытащили на середину комнаты и нагадили в него. И все в доме знали, кто это сделал — дети из турецкой семьи с верхнего этажа, с ними Йон Безродный пытался подружиться как раз незадолго до этого, приглашал в гости на сушеную рыбу и нутряной жир.

Вскоре мы со Стеффой попрощались и с сонными детьми пошли домой. Хорошо, что мы ушли, а то я с трудом сдерживал смех. Хохотал потом всю ночь. Эта история зарядила меня хорошим настроением на весь следующий месяц.

СИГУРБЬЁРН ЭЙНАРССОН

В какой-то момент мы с известным Эйвиндом Йонссоном, которого все зовут Шторм, полностью разорвали отношения. Я так до конца и не понял, почему мы вдруг стали врагами — как в свое время не смог понять, как мы стали большими друзьями, на самом-то деле у меня никогда не было второго такого друга, ни до, ни после, а ведь мы с ним настолько разные, что даже трудно себе представить, — мы ведь столько лет были очень близкими друзьями, ближе уже некуда, разве что стать любовниками. Однако потом наша дружба надолго прервалась, шли годы, а мы совсем не встречались, пока я не начал работать в издательстве и не вспомнил про него, когда там стали искать особенного человека для особенного задания.

Я, возможно, и не большой знаток литературы, просто работал там компьютерщиком в производственном отделе — в свое время я изучал компьютерные науки в Дании, именно тогда и познакомился со Штормом и мы сдружились. Там, в издательстве, работал еще один парень, который жил в Оденсе в то же время, его зовут Йон Самсонарсон, но Шторм почему-то имел на него зуб и называл исключительно Йоном Безродным, и скольку Эйвинд Шторм считал Йона неотесанным чурбаном, то тогда я с ним, собственно, так и не познакомился, от предрассудков Шторма полностью зависело, с кем из исландской диаспоры в городе мы общались — она насчитывала десятки или даже сотни людей, — но, по сути, я не знал практически никого. И только теперь, когда Йон стал работать редактором в этом издательстве, крупнейшем в стране, пришел он туда чуть раньше меня, у нас завязались замечательные отношения, он оказался очень достойным человеком, хотя Шторм и не видел в нем ничего интересного, но это уже другая история.

Однажды мы с Йоном сидели вечером в буфете, поскольку обоим надо было что-то доделать по работе, и обсуждали какую-то тему, которая интересовала нас обоих, кроме нас там никого не было, и мы сидели, положив ноги на соседние стулья, попивали свежий кофе, и тут вдруг он мне поведал о странных дискуссиях, которые велись в последнее время на заседаниях редколлегии. О том, что они ищут интересного автора, который смог бы рассказать что-нибудь необычное, у них была идея помочь ему с книжкой. А потом начал описывать, чего они ждут от этого нового автора — сначала я, собственно, слушал вполуха, поскольку, как я говорил, я не знаток литературы, хотя всегда с интересом заглядываю в сборники стихов, но это не моя епархия, однако с какого-то момента я начал слушать внимательно, и где-то в глубине моего мозга родилась гениальная идея, и когда Йон сделал паузу в рассказе, я ткнул в него пальцем и сказал: