— Дрейк, ты не понял. Потому что я по-прежнему ощущаю себя грязной. Я не могу думать о любви, о супружеской любви, без отвращения. Если ты сейчас меня поцелуешь, возможно, я и не задрожу, потому что другие меня целуют. Это может быть просто дружеским приветствием. Но если ты дотронешься до меня, я тут же отпряну, потому что вспомню о его руках. Разве ты не заметил, когда расстегивал мои ботинки?
— Да.
— Обувь в особенности. Но и всё остальное. Потому что я безумна. Немного. По поводу этого. При мысли о том... чтобы лечь с мужчиной... о любом телесном контакте... о том, что за этим следует... при одной мысли!..
Она опустила голову.
— Даже со мной?
— Даже с тобой.
Морвенна вытащила из сумочки очки и вытерла их платком.
— Пришлось снять очки по дороге сюда, иначе дождь меня ослеплял. Теперь я могу получше тебя рассмотреть, Дрейк, — сказала она будничным тоном. — Мне нужно уходить. Спасибо за теплый прием. После того, как я обошлась с тобой в апреле, ты был так добр со мной.
Дрейк встал, но не подошел ближе, сохраняя дистанцию.
— Морвенна, я должен сказать тебе, что незадолго до его смерти... смерти мистера Уитворта я собирался жениться на девушке из Сола, Розине Хоблин. Я думал, что потерял тебя навсегда. Друзья твердили, что я понапрасну растрачиваю жизнь. Ну вот. Вот я и решил жениться на Розине. Но услышав, что Уитворт погиб, я пошел к Розине и попросил ее меня отпустить. Так она и сделала, потому что это честная, открытая и хорошая девушка. И я пошел в Труро. А ты меня отвергла. Но когда ты меня отвергла, я не вернулся к Розине, не вернулся бы, даже если бы она приняла меня обратно. Я решил никогда не жениться. Сказал сестре — она как раз сегодня здесь была — сказал ей сегодня, что никогда не женюсь. И это истинная правда, ни слова лжи! Так вот...
Дрейк опустил взгляд на Морвенну.
— И?
— Не лучше ли будет тебе выйти за меня, чем смотреть, как я до конца дней буду жить бобылем?
— Дрейк, ты так и не понял.
Она закрыла рот рукой.
— О нет, я понял. — Он хотел было сесть рядом с Морвенной, но вовремя остановился и еще немного отошел. — Будь моей женой перед лицом церкви, возьми мою фамилию — это всё, о чем я прошу. Любовь... то, что ты называешь любовью, плотская любовь — если когда-нибудь она придет, то хорошо. Если нет, то и не надо. Это будет зависеть только от тебя.
Морвенна слегка отодвинула руку от губ.
— Я не могу этого просить. Это будет несправедливо по отношению к тебе. Ты же меня любишь! Я знаю. Как же ты сможешь сдержать это несправедливое обещание?
— Когда я даю обещания, я их выполняю. Ты достаточно меня любишь, чтобы в это поверить? — Она кивнула, и Дрейк продолжил, — послушай, почему ты сегодня сюда пришла? — Морвенна удивленно посмотрела на него, — разве не потому, что хотела меня видеть? — Она кивнула. — В жизни есть много всего помимо плотской любви, разве не так?
— Да... о да, но...
— Будь честной. Ты правда не хочешь быть со мной? Разве ты не хочешь быть со мной больше, чем с кем бы то ни было на свете?
Она долго колебалась и снова кивнула.
— Но...
— Разве это не важнее всего остального? Быть вместе. Вместе трудиться. Разговаривать. Гулять. В любви так много граней, даже если эта не та любовь, о которой ты говорила. Рассвет, дождь, ветер и облака, шум моря и птичьи крики, и... и мычание коров, пшеница на полях и запах весны. Пища и чистая вода. Свежие яйца, теплое молоко, только что выкопанная картошка, домашнее варенье. Дымок костра, птенцы малиновки, колокольчики, тепло камина... Я могу еще многое назвать. Но если ты наслаждаешься всем этим вместе с любимым человеком, то удовольствие во много раз больше! Думаешь, я не отдал бы всё только ради того, чтобы ты сидела в этом кресле и улыбалась? Что за жизнь, если провести ее в одиночестве?
— Ох, Дрейк, — сказала Морвенна, и слезы покатились по ее лицу и на руки, закапали на платье, уже и так вымокшее под дождем. — Боже, я... я... я этого боялась...
— Нельзя бояться того, чего хочешь больше всего на свете.
— Нет... Я боялась собственной слабости. Боялась, что никогда не сумею тебя убедить. Конечно же, я тебя люблю. Я так часто повторяла это ночами. Иногда это звучало как молитва, придающая сил. Но это не значит, что я не изменилась. Дрейк, я искалечена... внутри... морально.
— Ну вот, смотри, — сказал он. — Я и не подойду к тебе, даже чтобы вытереть слезы.
Глава одиннадцатая
Парламент был распущен двадцатого ноября и не собирался вплоть до двадцать первого января. Те его члены, что вернулись на новую сессию, прибыли уже в новую жизнь, в новое столетие.