Штормовое предупреждение

— Местом преступления? Черт побери, это ж просто баба, у которой не все дома.

Нет, думает Карл. Тут кое-что совсем другое.

* * *

Полчаса спустя Карл Бьёркен выезжает из полицейского гаража в Люсвике на машине с полицейским логотипом. Он бегом пробежал примерно километр от паромного терминала до местного полицейского участка, по дороге попробовал сперва связаться по мобильнику с Корнелисом Лоотсом, чертыхнулся, нарвавшись на автоответчик, вызвал следующий номер.

Турстейн Бюле ответил незамедлительно.

— Сейчас же отправлю туда нескольких ребят, — сказал он, выслушав запыхавшегося Карла. — Но я не понимаю, что, по-вашему, могло случиться.

— Понятия не имею, — рявкнул Карл. — Но что-то не так. Карен никогда бы так не поступила. Не ушла бы, бросив все.

А когда Карл ворвался в паб, Эллен Йенсен совершенно уверенно сообщила: Карен с утра не появлялась. Если надо, пусть сам посмотрит в комнате. Он так и сделал. Поднялся наверх, взбежал через две ступеньки, меж тем как тревога все нарастала. Где она, черт побери? Во всяком случае, не в этой комнате.

* * *

Сейчас он методично ездит по Люсвику, высвечивая фарами каждый уголок. Едет по улочке, где они с Карен всего несколько дней назад спасались от журналистов. Карен нигде нет. Вообще ни души, никто носа не высовывает в такой шторм.

Карл разворачивается, останавливается перед отелем “Риндлерс”. Взбегает по ступенькам, меж тем как снег толстым слоем налипает на подметки берцев. Портье с удивлением смотрит на высокого мужчину, который вбегает в холл, оскальзывается на гладком полу, но в последнюю секунду умудряется устоять на ногах. Карл сыплет вопросами, и с каждым ответом надежда тает. Нет, никто с таким именем не регистрировался. Нет, других женщин тоже не было, ни блондинок, ни брюнеток.

— Вообще ни одна женщина не регистрировалась, за весь день, — говорит портье, по голосу слышно, что терпение вот-вот лопнет.

Карл опять садится за руль и теперь думает именно о том, от чего все время отмахивался. Нет, Карен так бы не поступила. Не могла она бросить машину и уйти. В нормальной ситуации. Но потом он представляет себе Карен тогда в пабе, когда брякнул насчет Сигрид. Видит лицо Карен в портовом ресторанчике, когда уговорил ее рассказать. Вынудил говорить о том, о чем она говорить не хотела.

“Считайте это местом преступления”, — сказал он парню в гавани. Но если честно, в глубине души он опасается совсем другого.

Звонит мобильник, Карл вздрагивает. И в следующий миг чувствует, как горло сжимается от облегчения.

— Мы ее нашли, — сообщает Турстейн Бюле. — Машина, ехавшая на юг, подобрала ее на магистральном шоссе. Сейчас они едут сюда.

79

Карен вытаскивает из-за пояса новую свечу. Стеарин треснул, и свеча шатается, когда она осторожно накрывает ее колпаком, но огонек горит ярко. Потом она поворачивает и идет обратно. Останавливается, медлит: мне ведь надо налево? Я ведь пришла оттуда?

Господи, я не знаю.

Думай, черт побери!

Голова кружится от страха, мысли путаются, рассудок вот-вот покинет ее. Все попытки дышать медленно и думать позитивно оборачиваются пучиной страха, меж тем как она продолжает идти, шаг за шагом, метр за метром. Час за часом? Или речь лишь о минутах? Мрак словно бы поглотил всякое представление о времени и пространстве.

Внезапно стена трескается, запретный вопрос вырывается наружу. Сколько я протяну здесь, если не выберусь наружу? Как в таких случаях говорят? Трое суток без еды. Трое суток без воды? И грудь мгновенно сжимается не от страха смерти, а от мысли, что́ ее ждет. Трое суток ада, прежде чем она в конце концов умрет.

От ужаса сердце обрывается, руки-ноги немеют. Утратив контроль над тем, куда ставит ноги, она в тот же миг спотыкается и падает на колени. Инстинктивно опирается на левую руку, другой поднимает свечу. От толчка огонек колеблется, гаснет, и впотьмах все становится сумбуром боли без начала и без конца. Все болит, все во мраке. С самого начала — совершенно безнадежно, незачем было и пытаться. Тетя Ингеборг была права.

Живой мне отсюда не выйти.

Осознание — как удар дубины. Мысль о том, чтобы снова зажечь свечу, встать и идти, тонет в потоке избавительного смирения. Я больше не могу, думает она и кое-как садится. Прислоняется к стене, осторожно ставит рядом стеклянный стакан. Чувствует под пальцами острые края. А в заднем кармане — острие штопора. Твердые, острые предметы. Тоже выход, что ни говори. Уильям Трюсте ее не убьет. Она сделает это сама.

Я могу вскрыть себе вены, думает Карен. Или перережу горло. Эта мысль наполняет ее неожиданным спокойствием, она расслабляется и от облегчения даже всхлипывает. Дышать разом становится легче. Уверенность, что она может уйти отсюда, успокаивает сердце. Выход есть. Пусть не через штольню в лесу, но все-таки есть. Это быстро, думает она и жмурится в темноте. Потом в аду останется только тело.

Я освобожусь.