Штормовое предупреждение

И сквозь хаос до нее доносится тот голос, что нашептывает про границу, которую нельзя переступать. Напоминает о незримой колючей проволоке, окружающей ее существование. Внутри там по-прежнему Матис и Джон. А снаружи нет ничего. Ничего твоего, говорит голос.

Черт побери, она сняла защиту, когда Сигрид неожиданно появилась в ее жизни, грязная, злая, полная собственных бед. И, не думая о последствиях, она принялась вновь заботиться о ком-то, дуть на раны, стараться, чтобы все уладилось.

“Она не твоя дочь, запомни”.

Теперь снова голос Карла. Он наклонился, старается поймать ее взгляд:

— Как ты, Карен?

Она медленно выныривает на поверхность, поднимает голову, судорожно вздыхает. Раньше она тоже так делала, знает, как быстро изобразить улыбку, успокоить их.

— Я просто устала. День был долгий, надо пойти прилечь.

И не глядя в тревожные глаза Сигрид, Карен встает и идет к себе в комнату. Раздевается, становится под душ. Только когда открывает привезенный Сигрид несессер, выдавливает на щетку зубную пасту и видит в зеркале свое лицо, приходят слезы.

41

Она не знает, долго ли шла. Слегка наклонясь вперед из-за ветра, шла по извилистой гравийной дороге на север, вдоль берега, от паромной пристани в Люсвике. Шла мимо домов и посеревших лодочных сараев, притулившихся меж скалами и морем, а вокруг мало-помалу светало. Шла мимо бухточек с замерзшими прибрежными лугами, мимо укрытых снегом можжевеловых кустов и остатков стенок, окружавших площадки, где сушили сети. Печально смотрела на руины общих усилий уберечь рыбачьи сети от пасущихся животных. Коллективная борьба за сохранность сетей до следующего выхода в море. Пока тюлени снова их не порвут. Она как наяву слышит ругань отца, помнит тревогу, таящуюся в проклятиях.

Карен упорно шла, чувствуя, как внутри что-то растет, что-то по-прежнему караулящее под поверхностью, словно крокодил в илистой реке, готовый к нападению.

Не сказав никому ни слова, она ушла из гостиницы, как только проснулась. Оделась и ушла. Сперва спустилась к пристани, увидела, как один из вонючих желтых колоссов приближается с другой стороны пролива. Когда паром подошел совсем близко, она отвернулась и пошла прочь. Мимо сейнеров и траулеров в рыбной гавани, мимо старой уродливой контейнерной гавани, где теперь швартуются только ледоколы да таможенные катера. Ставила одну ногу перед другой и шла, меж тем как мысли кружили в голове, а морозный воздух обжигал легкие.

Она останавливается, смотрит на часы. Без двадцати восемь. Карл Бьёркен, вероятно, уже на полпути в судебно-медицинский центр Равенбю. Надо будет позднее позвонить ему.

И Сигрид. Вместо того чтобы постучать и разбудить ее, Карен послала эсэмэску. Написала, стерла, написала снова, сомневаясь в каждом слове, а потом отослала.

Спасибо, что приехала! Мне пришлось уйти рано. Обнимаю, К.

Сигрид не ответила. Наверно, еще спит.

Карен опять останавливается, глядит в серо-белую бесконечность. Вбирает в себя тишину, пока дыхание посылает сигналы — облачка белого пара. Чтобы успеть на совещание с Бюле и его людьми, пора поворачивать обратно, думает она. Выпить где-нибудь чашку кофе и перекусить. Необходимо сосредоточиться на работе, отбросить все прочие мысли и то, что шевелится внутри.

В тот же миг звонит мобильник.

— Привет, Сёрен, — отвечает она, быстро глянув на дисплей.

— Ты где, черт побери? Я проезжал мимо того места, где ты живешь, но тетка-администраторша сказала, что ты уже ушла. Едешь в Равенбю?

— Нет, мы с Карлом договорились, что в этот раз на вскрытии будет присутствовать он.

— Трусиха. Но я звоню не поэтому. Из лаборатории пришли результаты по Фредрику Стуубу. Через некоторое время получишь все по электронной почте, но, если хочешь, я коротко сообщу самое важное, пока не забыл.

— Давай. Так что вы нашли?

— Если начать с места убийства, то нам удалось зафиксировать частичный след обуви, оставленный не Бюле и не ребятами из службы спасения. Он оставлен правым ботинком “Тимберланд” сорок четвертого размера, с внутренней стороны стерт сильнее. На разворотной площадке наверху уйма следов от покрышек, так что надеяться там не на что. На теле Фредрика Стууба не обнаружено ничего. Все волоски либо его собственные, либо собачьи. Зато в доме… какого черта! Вот идиот!

Карен вздрагивает и чуть отводит трубку от уха, Сёрен Ларсен тем временем продолжает браниться. Потом слышатся хлопок дверцы, быстрые шаги и возбужденные голоса. Ларсен явно держит мобильник в руке, и Карен различает отдельные слова: мол, смотреть надо, приоритет проезда справа, страховая компания, чертовское везение, полиция. Затем еще несколько крепких выражений Ларсена и сердитые шаги, опять хлопок дверцы, открывшейся и закрывшейся.

— Что происходит? — спрашивает она немного погодя.

— Ничего. На чем мы остановились?