Штормовой пеленг

Не впервой Чигринов шел на помощь. Сколько раз спасал он людей, корабли — и наши и иностранные, сколько раз рисковал собой и своими людьми! То, что было непозволительно другим, было его обязанностью, его долгом. При семи баллах на море прекращаются работы, суда ложатся носом на волну и ждут, пока утихнет шторм, а он идет в самое пекло, чтобы оказать помощь пострадавшим.

Эта работа была сродни разведке.

Тогда, в тылу врага, надо было принимать мгновенные решения, судя по сложившимся обстоятельствам, и теперь, при спасении судна, каждый раз приходилось ориентироваться на месте, вкладывая в единственно правильное решение весь опыт спасателя, всю смекалку и хладнокровие. Каждый раз, спеша на помощь, он не ведал заранее, как будет действовать, но твердо знал одно: надо спасти. Он чувствовал себя сильнее, собраннее, готовым к решительным действиям, когда опасность была рядом, когда риск тревожным холодком покалывал в груди.

Глядя на помрачневшее море, на сизо-багровый, тающий в дождевой мгле закат, Чигринов с тревогой думал: «Успеть бы до циклона».

Он прошел в маленькую радиорубку.

— Ну что?

— Просят помощи, — ответил радист. Плотно прижимая наушники, он напряженно вслушивался в хаос эфира.

— Это не новость. Передай — пусть держатся. — Чигринов взглянул на часы. — Будем у них через час.

Радист удивленно посмотрел на капитана:

— Не успеем. Двадцать миль и встречная волна.

— Знаю. Передай — через час. Это их ободрит.

Капитан спустился к себе в каюту. Он знал, что ходу до «Кайры» самое малое два часа — волна била в нос, сильно снижала скорость буксира. Лишь бы успеть до циклона. Сейчас они — циклон и судно — идут навстречу друг другу, и расстояние между ними стремительно сокращается. Когда сойдутся, «Посейдону» придется туго.

Капитан взял телефонную трубку, подождал, пока в рубке ответил вахтенный штурман.

— Позовите ко мне курсанта Чигринова, только не по трансляции.

— Будет исполнено, — ответили из рубки.

— И пусть принесут чаю, печенья и конфет.

В иллюминатор было видно, как иссиня-черными красками густело море; по небу неслись низкие тучи с фиолетово-красными подпалинами. Горизонт померк, и туда, в самую черноту, спешил «Посейдон». Буксир сильно качало — море уже начинало гулять. «Успеть бы», — снова подумал капитан.

Раздался стук в дверь.

— Да, да, — поспешно отозвался Алексей Петрович и неприятно поразился своей поспешности.

В дверях появился хмурый Славка.

— Проходи, проходи, — улыбнулся Алексей Петрович и снова поймал себя на том, что говорит заискивающе и, недовольный собою, внутренне одернул себя.

— По вашему приказанию прибыл, — доложил Славка.

— Вроде и не служил, а докладываешь как на боевом корабле, — пошутил Алексей Петрович.

Славка молча смотрел в угол, во всей фигуре его чувствовалось напряжение, он пытался скрыть это независимым видом. Мол, приказано матросу явиться к капитану, ои и явился.

Буфетчик внес поднос со свежим чаем, конфеты в вазочке, печенье, расставил все на столе.

— Что, так и будешь стоять? — спросил Алексей Петрович и подумал: «А вымахал-то. Выше меня, пожалуй».

Славка присел на краешек дивана.

Прежде он много раз бывал в этой каюте, когда отец возвращался из рейса, и они втроем, мать, Юрка и он, встречали его. Пока отец оформлял судовые бумаги, пока уходил то в рубку, то на палубу, они дожидались его, чтобы всем вместе сесть за стол. Они знали, что отец еще не скоро попадет домой, поэтому ужинали у него в каюте. Мать приносила что-нибудь домашнее, чаще всего пельмени. А он угощал их фруктами, припасеннымм где-нибудь в южном порту.Теперь каюта казалась чужой.

Алексей Петрович разлил чай по стаканам.

— Держи в руках — выплеснет, — посоветовал он, когда стакан поехал по столу. — Ну как, привыкаешь?

— Все задают мне этот вопрос, — усмехнулся Славка. — До чего однообразно думают люди.

Алексей Петрович посмотрел на сына, но на выпад решил не отвечать.

— Шторм надвигается. Не робеешь?

Славка пожал плечами: мол, подумаешь.

— В общем-то, конечно: ничего страшного. Обычное дело для моряка. Практика у тебя здесь будет хорошая, зря время не пропадет.

Славка молчал.

— Что случилось? — спросил отец, увидев забинтованный палец.

— Да так.

— Может, тебя из боцманской команды перевести в рубку, рулевым?

Славка впервые поднял глаза на отца и покачал головой:

— Нет, не хочу.

— Работать на палубе в шторм нужна сноровка, — пояснил Алексей Петрович. — Да и боцман у нас с характером.

— Нет, не надо, — повторил Славка.

— Ну не надо так не надо.

Втайне Алексей Петрович был доволен, что сын не ищет места полегче.

— Пей чай. Конфеты твои любимые.

По губам Славки скользнула усмешка.

— Не мои — Юркины.

Алексей Петрович порозовел. Как это он забыл, кто из них любит карамельки! Конечно же, Юркины, он — сластена.

— Как он там? — спросил Алексей Петрович. — Балуется, нет? Учителя жалуются?

— Балуется. — Славка потеплел. Но он тут же спохватился и холодно добавил: — Но учителя не жалуются.

— Держишь в руках?

— Мама держит, — сказал Славка.

Наступило молчание. От вибрации корпуса звякала ложечка в стакане.

— Как она? — тихо спросил Алексей Петрович.