Штормовые острова

Опускаю на землю тело черномундирника.

Финиш…

И — тишина.

Стоявшие вокруг хорны не произносят ни одного слова. Они словно чего-то ждут.

Поднимаю с земли свой нож. Он весь в крови — даже рукоять вся заляпана. А вот, кстати…

И я протягиваю руку к переводчику:

— Дай флягу.

У него на поясе действительно висит самая обыкновенная фляга в матерчатом чехле. Стандартная, такие в армии США используют с незапамятных времен.

Ни слова не говоря, он снимает ее и протягивает мне.

— Полей! — и вытягиваю нож, чтобы смыть с него кровь.

Зачем?

А что, простите, мне делать, когда вокруг стоят не самые дружелюбные «товарищи»? Оскалив зубы, броситься на них с ножом? Ну, кого-то одного я точно положу — этим все и закончится. Его товарищи тотчас же шарахнут из «метел».

И все…

А так… они могут подумать, что я исполняю некий ритуал, связанный с только что завершившимся поединком. У них-то они точно есть, а у нас? Твердо знать хорны этого не могут, но вот предположить такое — запросто.

Главное — действовать уверенно и не выказывать страха перед окружающими. Их командир — здесь и сейчас — наивысшая власть для подчиненных. А кем станет человек, который его побил в честном бою? В случае с капитаном — все ясно. Но так это на море! И потом, капитан… для хорнов это почти живой бог. Личность, можно сказать, наивысшая для любого рядового матроса. Офицер — так и тот хозяин жизни низшего чина, а уж тот, кто стоит даже и над офицерами…

А что сделает офицер? В данной ситуации, имею в виду?

Протягиваю опустевшую флягу владельцу, убираю нож в ножны.

Хорны стоят, по-прежнему не произнося ни слова.

Наклоняюсь к телу погибшего и снимаю с пояса ножны. Щелчок — и «серебряный лист» занимает свое место. Он фиксируется там пружинной защелкой, так что потерять клинок в любой кутерьме практически невозможно — сам он никогда оттуда не выскочит. Расстегиваю свой ремень и подвешиваю трофейный уже на него.

И только после этого поднимаю взгляд на переводчика.

— Застегнись… — палец левой руки указывает на ворот куртки.

Автоматически он тянет руку к вороту, застегивает куртку.

— Хаэ-но!

И серые моментально приходят в движение!

Круг распадается — и все они тотчас же выстраиваются в две шеренги. Лязг металла — и их оружие прижато к груди так, что стволы «метел» приподнимаются над левым плечом. Что-то типа строевой стойки.

Поднимаю с земли «Глок», вытаскиваю из подсумка запасную обойму и перезаряжаю пистолет.

— Он погиб с честью! — указываю на тело черного. — И вода приняла его кровь!

Переводчик произносит несколько слов, надо полагать, переводит мою речь.

По шеренгам пробегает мимолетное движение, хорны словно бы вытягиваются еще больше.

— Пусть его предки услышат, что к ним идет достойный воин!

И «Глок» высаживает в небо пулю за пулей.

Секунда — и рявкают почти три десятка «метел»!

Ничего себе салют… на весь магазин.

— Оружие — зарядить! Подобрать раненых и оказать им помощь!

Переводчик что-то выкрикивает. Строй тотчас же распадается, и серые разбегаются во все стороны. Обессиленно опускаюсь на опрокинутую кровать.

Мать-мать-мать! Неужто конец боя? Они признали меня командиром?

«Не спеши! — предостерегает меня внутренний голос. — Еще ничего не закончилось! Неизвестно, сколько их тут, есть ли другие офицеры, да и вообще…»

Все так, но и сил у меня уже никаких почти не осталось. Понимаю, что надо встать, перевязать раны, да и одеться, наконец…

Шорох!

Рядом со мной стоит один из серых. В протянутой руке лежит обыкновенный перевязочный пакет — стандартный армейский.

Хочу благодарно кивнуть, но что-то меня от этого удерживает — их офицер себя вел совсем по-другому. Молча забираю пакет, разрываю обертку и начинаю бинтовать левую руку. Серый молча стоит рядом, не делая никаких попыток мне помочь. Он что, не имеет права прикасаться к офицеру? Вполне, кстати, возможно… нам про это что-то такое говорили…

Поскрипывая ботинками по песку, подходит Слон. Внешне — абсолютно спокоен, даже невозмутим. Но я-то знаю, что все это напускное. Да, его винтовка висит за спиной, но кобура-то расстегнута! И он за доли секунды успеет выхватить пистолет. А патрон у него всегда в патроннике. Да и стреляет подполковник так, что любой легендарный ганфайтер с тоски удавился бы тотчас же.

Серый, совершенно неуловимо для постороннего взгляда, напрягается. А «метла» у него заряжена… и висит так, что вскинуть ее он может почти мгновенно. Это я рядом сижу и все вижу… а со стороны — он само спокойствие.

— Найр! — касаюсь его рукой. — Не надо!

И хорн расслабляется.

Подполковник подходит ближе, смотрит на тело офицера. Сжав губы, снимает кепи.

— Павловского позову, — поворачивается он ко мне. — Их командира похоронить надо, Олег немного в курсе на этот счет.

— Добро. Тут такая штука…

— Я в курсе, — перебивает меня Снежный. — Сверху все хорошо видно…

Он явно не хочет говорить ничего лишнего при хорне. И я вполне могу понять командира. Тут все настолько тонко! Ведь та самая бомба может лежать прямо под ногами… а мой молчаливый сосед вполне способен понимать наш язык.

Но бомбы никакой не оказалось.