Сразу же после выполнения моего приказа все уцелевшие хорны построились на площадке перед обломками своего жилого модуля. Их было тридцать шесть человек.
Серых.
Ибо на левом фланге стояло еще шестеро — в белых комбинезонах. Нашивок с названием корабля никто из них не носил. Не было у них и оружия — в смысле, огнестрельного. А вот холодное — имелось. И это не стандартные матросские ножи — да и не ножи вообще. Узкие стилетообразные клинки. Более длинные, чем матросские, но и на оружие офицеров они совершенно не походили. Те — благородное оружие комсостава. А это… даже затрудняюсь что-то сказать по данному поводу. Нет, воевать такими клинками вполне себе возможно. Но это чисто колющее оружие, режущих граней, скорее всего, оно не имеет. Даже не наш морской кортик — тем, в принципе, резать возможно. Скорее, четырехгранный штык, насколько я могу отсюда рассмотреть. А взять в руки его попросту не пришлось — не до того.
Переговоривший с переводчиком Олег кратко ввел меня в курс дела.
— Тот, кого ты завалил, — старший кормовой офицер Во Динг Гант. Персонаж охренительно заслуженный, вышел победителем из пяти рукопашных схваток. А уж сколько кораблей с его участием на дно пошло… Двадцать три года службы. Не стал капитаном только потому, что происходит не из самого богатого рода. Попросту денег не хватило на свой корабль. Потому, кстати, и не носовой офицер… Но — род старый и известный, с более чем столетней историей. Уважением пользовался безграничным — и среди всех.
— А других офицеров тут нет?
— Были — двое. Но их прихлопнуло взрывом. Так что твоя атака была воспринята Гантом как попытка обезглавить всю команду. Тебя он принял за командира штурмовой группы. И среагировал вполне в духе вайнов — вызвал напавшего на равный бой.
— Который он проиграл…
— Угу, — кивает Павловский. — Но ведь мог и выиграть?
Я аж поперхнулся от подобной перспективы!
Капитан ухмыляется:
— Тут вообще все очень интересно сложилось… С точки зрения вайна, ты повел себя достаточно благородно — вернул Ганту оружие, чтобы он мог умереть достойно, поразив своего врага перед смертью! Но не судьба… Он — не сумел. Хотя такая возможность у него имелась — клинка-то он рукой коснулся! И это все видели.
— То есть они решили, что я дал ему возможность себя зарезать?
— Ну, ты же без оружия был… Смог бы отмахаться голыми руками — еще вопрос!
Фигасе у них тут порядочки… В голове подобная картинка как-то с трудом укладывается.
— Дальше, — продолжает Олег. — Ты не дал ему упасть на землю. Фактически он испустил дух у тебя на руках. Это проявление максимального уважения к врагу — не дал ему умереть на сухой земле. И кровь его водой с клинка смыл… Правда, насколько я в курсе, такого обычая у вайнов нет. Но впечатление на них это произвело неслабое! Да и салют — у них только пушки корабля так капитана в последний путь провожают. На обычных похоронах этого не делают. Опять же — хорны подобный знак уважения очень даже близко к сердцу приняли.
— Так и что теперь получается? Я их командир, что ли?
— По всем обычаям — да. И геморрой ты этим Слону задал… даже и описать не могу! И не только ему, кстати говоря…
Догадываюсь… Судя по тому, что подполковник уже куда-то смотался, стоило мне дать команду на отключение защитного поля, да и наш радист тотчас же исчез вместе с ним, в эфире сейчас идет нешуточная перепалка. Впрочем, на то он и командир…
А у меня есть и свои задачи. В решении которых придется проявить всю возможную смекалку.
— Ладно… Пойдем, а то Ма Той уже все жданки, небось, сточил…
Ма Той — так зовут моего переводчика. Впрочем, он не просто переводчик, а еще и старший десятки штурмовиков. Кроме него есть еще трое таких же десятников, но по-английски говорит только он.
С нашим подходом хорны подтянулись, стих негромкий говор.
— Хаэ-но!
Лязгает металл, и шеренги замирают.
Насколько я понял, честь они не отдают. Во всяком случае, с оружием. Десятник просто вытягивается передо мной, прижимая к груди «метлу». Павловский предусмотрительно отстает и держится позади, чтобы не слишком его перенапрягать своим присутствием.
— Раненым оказана помощь. Их пятнадцать человек, пятеро могут ходить. Есть еще трое, но они очень плохи, скоро умрут.
— Что с ними?
Той на секунду запинается.
— Не ходят. Без сознания. Много ран. Такие не выживают. Прошу разрешения подарить им легкую смерть.
— Олег! — поворачиваюсь к капитану.
— Я слышал. Сейчас что-нибудь придумаем. Где они?
Десятник указывает куда-то в сторону.
Павловский кивает и быстро удаляется.
— Так, с ними посмотрим. Что еще?
— Все остальные готовы к бою. Прикажете занять оборону?
Чего? Это от кого мы тут собираемся отбиваться?
— Пока не надо. На тех холмах дежурят мои люди, они дадут нам знать, если кто-то попробует подойти. Пойдем, я хочу посмотреть на твоих подчиненных поближе.
Шаг в сторону, разворот — и он готов следовать за мной.
— Пусть встанут свободнее.
— Хаэ-ва!
И серые принимают свободную стойку. Ноги на ширине плеч, «метла» опущена стволом вниз и смотрит куда-то на левую ногу.
Идем вдоль строя.
— Здесь — только штурмовая команда?