Опускаю на землю тело черномундирника.
Финиш…
И – тишина.
Стоявшие вокруг хорны не произносят ни одного слова. Они словно чего-то ждут.
Поднимаю с земли свой нож. Он весь в крови – даже рукоять вся заляпана. А вот, кстати…
И я протягиваю руку к переводчику:
– Дай флягу.
У него на поясе действительно висит самая обыкновенная фляга в матерчатом чехле. Стандартная, такие в армии США используют с незапамятных времен.
Ни слова не говоря, он снимает ее и протягивает мне.
– Полей! – и вытягиваю нож, чтобы смыть с него кровь.
Зачем?
А что, простите, мне делать, когда вокруг стоят не самые дружелюбные «товарищи»? Оскалив зубы, броситься на них с ножом? Ну, кого-то одного я точно положу – этим все и закончится. Его товарищи тотчас же шарахнут из «метел».
И все…
А так… они могут подумать, что я исполняю некий ритуал, связанный с только что завершившимся поединком. У них-то они точно есть, а у нас? Твердо знать хорны этого не могут, но вот предположить такое – запросто.
Главное – действовать уверенно и не выказывать страха перед окружающими. Их командир – здесь и сейчас – наивысшая власть для подчиненных. А кем станет человек, который его побил в честном бою? В случае с капитаном – все ясно. Но так это на море! И потом, капитан… для хорнов это почти живой бог. Личность, можно сказать, наивысшая для любого рядового матроса. Офицер – так и тот хозяин жизни низшего чина, а уж тот, кто стоит даже и над офицерами…
А что сделает офицер? В данной ситуации, имею в виду?
Протягиваю опустевшую флягу владельцу, убираю нож в ножны.
Хорны стоят, по-прежнему не произнося ни слова.
Наклоняюсь к телу погибшего и снимаю с пояса ножны. Щелчок – и «серебряный лист» занимает свое место. Он фиксируется там пружинной защелкой, так что потерять клинок в любой кутерьме практически невозможно – сам он никогда оттуда не выскочит. Расстегиваю свой ремень и подвешиваю трофейный уже на него.
И только после этого поднимаю взгляд на переводчика.
– Застегнись… – палец левой руки указывает на ворот куртки.
Автоматически он тянет руку к вороту, застегивает куртку.
– Хаэ-но!
И серые моментально приходят в движение!
Круг распадается – и все они тотчас же выстраиваются в две шеренги. Лязг металла – и их оружие прижато к груди так, что стволы «метел» приподнимаются над левым плечом. Что-то типа строевой стойки.
Поднимаю с земли «Глок», вытаскиваю из подсумка запасную обойму и перезаряжаю пистолет.
– Он погиб с честью! – указываю на тело черного. – И вода приняла его кровь!
Переводчик произносит несколько слов, надо полагать, переводит мою речь.
По шеренгам пробегает мимолетное движение, хорны словно бы вытягиваются еще больше.
– Пусть его предки услышат, что к ним идет достойный воин!
И «Глок» высаживает в небо пулю за пулей.
Секунда – и рявкают почти три десятка «метел»!
Ничего себе салют… на весь магазин.
– Оружие – зарядить! Подобрать раненых и оказать им помощь!
Переводчик что-то выкрикивает. Строй тотчас же распадается, и серые разбегаются во все стороны. Обессиленно опускаюсь на опрокинутую кровать.
Мать-мать-мать! Неужто конец боя? Они признали меня командиром?
«Не спеши! – предостерегает меня внутренний голос. – Еще ничего не закончилось! Неизвестно, сколько их тут, есть ли другие офицеры, да и вообще…»
Все так, но и сил у меня уже никаких почти не осталось. Понимаю, что надо встать, перевязать раны, да и одеться, наконец…
Шорох!
Рядом со мной стоит один из серых. В протянутой руке лежит обыкновенный перевязочный пакет – стандартный армейский.
Хочу благодарно кивнуть, но что-то меня от этого удерживает – их офицер себя вел совсем по-другому. Молча забираю пакет, разрываю обертку и начинаю бинтовать левую руку. Серый молча стоит рядом, не делая никаких попыток мне помочь. Он что, не имеет права прикасаться к офицеру? Вполне, кстати, возможно… нам про это что-то такое говорили…
Поскрипывая ботинками по песку, подходит Слон. Внешне – абсолютно спокоен, даже невозмутим. Но я-то знаю, что все это напускное. Да, его винтовка висит за спиной, но кобура-то расстегнута! И он за доли секунды успеет выхватить пистолет. А патрон у него всегда в патроннике. Да и стреляет подполковник так, что любой легендарный ганфайтер с тоски удавился бы тотчас же.
Серый, совершенно неуловимо для постороннего взгляда, напрягается. А «метла» у него заряжена… и висит так, что вскинуть ее он может почти мгновенно. Это я рядом сижу и все вижу… а со стороны – он само спокойствие.
– Найр! – касаюсь его рукой. – Не надо!
И хорн расслабляется.
Подполковник подходит ближе, смотрит на тело офицера. Сжав губы, снимает кепи.
– Павловского позову, – поворачивается он ко мне. – Их командира похоронить надо, Олег немного в курсе на этот счет.
– Добро. Тут такая штука…
– Я в курсе, – перебивает меня Снежный. – Сверху все хорошо видно…
Он явно не хочет говорить ничего лишнего при хорне. И я вполне могу понять командира. Тут все настолько тонко! Ведь та самая бомба может лежать прямо под ногами… а мой молчаливый сосед вполне способен понимать наш язык.
Но бомбы никакой не оказалось.