Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!

Фашистские танкисты выказывали настырную неуступчивость и стойкую решимость драться до последнего патрона. На выкрики Дерюжного и Коптюка: «Дойче зольдатен! Хенде хох!» неизменно отвечали пулеметные очереди. Верхние люки оставались по-прежнему задраенными, а снизу, из-под ходовой, в сторону штрафников и в других направлениях летели пулеметные очереди. Видимо, один из танковых пулеметов они сняли и вытащили с собой, когда выбрались наружу.

Пока остальные отвлекали криками внимание засевшего между гусениц танкиста-пулеметчика, Степа, который вызвался разобраться с немчурой самолично, подбирался с другого бока. Не замеченный вражескими танкистами, он переползал из воронки в воронку. Фашистские самоходки и танки нашпиговали ими все пространство.

Таким макаром он преодолел метров с двадцать, зайдя с правого фланга. Оттуда он метнул одну за другой гранаты и бутылку с зажигательной смесью. РГД взорвалась прямо перед корпусом «пантеры», бросив под днище жменю осколков. Бутылка пришлась по правой «щеке» башни. Жидкость расплескалась по броне и тут же занялась пламенем.

VIII

Осколки гранаты, видимо, ранили того, кто прятался за гусеницами. Из-под ходовой раздались отчаянные крики. Оттуда летели слова по-немецки, вперемешку с завываниями, переходящими в стоны, и звуки, похожие на скулеж. Из-под гусениц выполз фашист в танковом черном комбинезоне. Он волочил перебитую в предплечье руку и голосил во всю глотку.

Степа, подобравшийся к танку еще ближе, выпустил в немца короткую очередь. Люк на башне в это время откинулся, и оттуда показалась рука, размахивающая белым платком.

– Хенде хох!.. Шнеля!.. – истошно и дико, словно пьяный, кричал Степанков, встав в полный рост и подбежав в самому корпусу.

Вслед за рукой с платком над дымящейся башней показалась черная пилотка, измученное лицо фашистского танкиста, затем перетянутый портупеей черный китель. Фашист двигался медленно, точно был ранен или контужен.

– Шнеля! – еще яростнее, срываясь, прокричал Степанков, нетерпеливо метаясь возле машины, которую все шире охватывало прозрачное пламя.

Вдруг, точно потеряв остатки терпения, он рванул к танку и с разбегу, оттолкнувшись носком сапога от катка, заскочил на горящий борт «пантеры». Обежав по корпусу сзади, он влез на башню и, ухватив немца за шиворот, принялся тянуть его наружу.

– Я же сказал: «Шнеля»! Я же ясно сказал: «Шнеля»! – словно обезумев, вопил он, тряся фашиста во все стороны, словно в руке его был мешок, наполненный костями.

Никак не удовлетворившись этим, Степанков выпустил китель врага и, схватив свой ППШ обеими руками, с силой опустил его прикладом на затылок танкиста с такой силой, что находившиеся почти в тридцати метрах бойцы ясно расслышали треск раскроенного черепа.

– Степанков!.. Прекрати!.. Степа! – закричал Коптюк и бросился к танку.

Следом за командиром побежали и остальные. Степа словно не слышал. Он, крича, как одержимый, поднимал и опускал тяжелый автомат на голову немца. Тот болтался в люке, как тряпичная кукла, потом, взмахнув руками, рухнул обратно в люк.

IX

Степа, перехватив автомат, сунул его стволом в люк и выпустил длинную очередь, потом еще одну, потом еще и еще. Он выкрикивал какие-то слова, ругательства, но, сливаясь с грохотом автоматных очередей, эти звуки сливались во что-то нечленораздельное, дикое, от чего кровь стыла в жилах.

Штрафник навис над люком и, размахивая грохочущим автоматом, как маятником, полосовал очередями нутро фашистской «пантеры». Он не реагировал на крики и призывы и стрелял, пока не выжал из барабанного магазина своего ППШ все до последнего патрона. Тогда Коптюк и следом Довганюк влезли на броню танка и стащили бойца с башни, он не сопротивлялся, только озирался вокруг широко раскрытыми глазами, в которых застыло безумие.

На земле Степа вдруг точно опомнился. Когда Коптюк потянул у него из рук автомат, он вдруг потащил его на себя, вцепившись в ствол и приклад обеими руками. Федор, уцепившись левой рукой за ППШ Степанкова, правой с коротким замахом ударил его кулаком в челюсть. Подбородок ординарца по инерции хлесткого, сильного удара крутанулся влево, и Степа, разом обмякнув, повалился возле танка в нескольких метрах от им же застреленного возле гусеничных траков гитлеровского танкиста.

– Башню снесло… Начисто… – тяжело дыша, сипло проговорил Довганюк, склонившись над бойцом. – Переутомился… Он же у Денисова подносящим весь бой почти пробыл…

– Откуда знаешь? – с раскаленной добела злостью спросил Коптюк.

Федора всего трясло, словно в лихорадке. Он так же тяжело дышал, стоя возле поверженного ординарца.

– Сам сказал. Вам шел доложить… – с оправдывающей интонацией пробормотал Довганюк. – Может, проверить там? Кто живой, может, остался…

– Проверь, проверь, – немного остывая, ответил Федор.

Подбежали остальные и сгрудились над Степанковым. Тот стал приходить в себя, заворочался, потом резко сел и схватился за голову.

X

Старший лейтенант выдохнул и отер лоб с взмокшего лица. Замкомвзвода полез обратно на броню «пантеры». Подсевальников забрался с другой стороны под днище танка.