Штрафбат. Приказано уничтожить

Он переглянулся с Вершининым, тот пытался по лицу товарища понять, о чем говорят немцы. Кивнул – и Мишка, побледнев, отозвался кивком. Можно и без слов, научились понимать друг друга с полувзгляда. Офицеры затоптали окурки, собрались уходить. Трое «караульных» вывернули из-за скалы в надвинутых на глаза головных уборах. Кого обмануть хотели? Ладно, требуется лишь несколько секунд.

– Фельдфебель Шорх? – удивился гауптштурмфюрер.

Это были последние его слова. Зорин перешел на бег, ударил ножом в живот, провернул лезвие, чтобы не мучился и не орал. Офицер повис у него на руках. Плащ пропитался кровью. Хорошо, что не брызнуло, одежда плотная. Краем глаза он видел, как Мишка оприходовал второго. Телам не дали упасть, подхватили, поволокли подальше от крыльца, где уложили за камнями, накидав каменной крошки еще и сверху, чтобы не вызывали вопросов у смотрящих со стороны.

– Мужики, ну вы даете… – возбужденно хрипел Гоберник. – Просто мастера гробовых дел.

– Мы просто разведчики, – бросил Зорин через плечо. – Работаем, парни, работаем, не спим, времени остается с гулькин хрен!

И лучше не думать о том, что они идут к волку в пасть. Жизнь не вечная, погибать все одно придется, на войне это дело скорое. Но лучше сделать что-то нужное, чем тупо повалиться в грязь, идя в бессмысленную атаку. Навредить гадюшнику, разворошить осиное гнездо, сделать так, чтобы научные достижения этого Штиллера, которого он не видел, но уже ненавидит, сгинули вместе с ним самим.

Запоры оказались сложной конструкции – какие-то ползуны, червячные механизмы… Чтобы закрыть за собой эту дверь, нужно курсы специальные окончить! Ладно, не время возиться. Бетонный коридор, освещенный низковольтной лампочкой – экономят на энергии, сволочи. Справа – дверь, что-то вроде караульного помещения. Такая же маломощная лампочка.

– Не иначе, Шорх вернулся? – ухмыльнулся плечистый роттенфюрер, поднимаясь с дубовой лавки.

– О да, дружище… – прохрипел Зорин, проводя нокаутирующий удар. Некогда убивать, да и не нужно – очнется нескоро, инвалидность обеспечена. Резко повернулся второй, колдующий у оружейного шкафа. Сделал огромные глаза – молодой еще, белобрысый, недавний выпускник юнкерской школы СС – либо в Брауншвайге, либо в Бад-Тёльце. Пушок на щеках, не брился ни разу, а теперь уже и не придется. Вершинин погрузил в него идеально отточенное лезвие, убедился, что «обратного хода» не будет. Бросились к оружейному шкафу, обнаружив там такое разнообразие, что глаза разбегались. Быстро расталкивали по карманам снаряженные магазины от МР-40, цепляли к поясам «колотушки» и гранаты помощнее. От идеи вооружиться пулеметом MG пришлось отказаться – никакой мобильности с этой грудой железа. Секунды молоточками стучали по стенке черепа: слишком много трупов остается на пути. И чем их больше, тем выше вероятность раньше времени быть замеченными.

Дальше снова был коридор, переходящий в промежуточную комнату. Слева виднелся отгороженный решеткой проход, «вертушка» – по этому коридору, как видно, и пропускали заключенных, когда доставляли тех на объект. Справа располагалось что-то вроде регистратуры: шкафы, забитые бумагами, длинный стол, за которым сидела женщина в белом халате, делая в разлинованном журнале выписки из лежащих рядом документов. Зорин оторопел – встретить представительницу слабого пола в этих стенах он как-то не рассчитывал. Хотя почему бы нет? На благо рейха трудятся и мужчины, и женщины…

Встречи с чужаками молодая дама не ожидала, закончила писать, подняла голову. Ей было не больше тридцати – под облегающим халатом прятались волнующие формы, вполне впечатляющий бюст. Белокурые кудряшки стекали на плечи. Вздернутый носик, красивые чувственные глаза. Она нахмурилась, окинула взглядом незнакомого парня в знакомой форме, наморщила лоб – видно, задумалась, может, она чего-то не знает? Зорин вышел из оцепенения, шагнул вперед. Выбора не было. Не нужны ему тут истерии и бабьи пляски. Женщина, кажется, испугалась – глаза расширились от ужаса, пухлые губы, обведенные помадой, нарисовали букву «О». Он резко развернул ее вместе со стулом, сжал предплечьем горло – сразу, до упора. Отвернулся, чтобы не смотреть, терпеливо ждал, пока закончится агония. Отпустил – женщина сползла со стула, он «помог» ей лечь – она смотрела на него огромными мертвыми глазами с пушистыми изогнутыми ресницами. Он метнулся в угол, окатил стену рвотой. Никогда еще в этой жизни Алексею Зорину не приходилось убивать женщин…

– Да… – озадаченно потер мочку уха Гоберник, – понимаю тебя, Алексей…

– Леха, кончай жалобиться, – прошипел Вершинин. – Она нацистка, прикончил – туда и дорога.

– Прежде всего, она женщина… – Он не мог говорить, приступы рвоты следовали без остановки.

– Прежде всего – она нацистка! – шепотом рявкнул Мишка, хватая его за рукав. – Пошли, чего ты тут разнюнился? А если и не нацистка, то работает на нацистов…

Он сделал глубокий вздох, стараясь не смотреть на свое «творчество». Все правильно, повсюду враги. Он переживет, что эта миловидная барышня будет являться ему во снах.