Штрафбат

— Гут… — согласился с ним Глымов. — Хорошо…

— Петрович! — послышался вдалеке голос Лехи Стиры. — Ты куда пропал?

— Погоди! — отозвался Глымов.

Они докурили сигареты, Глымов затоптал окурок и поднялся, закинул за спину мешок. Немец тоже встал, вновь с улыбкой посмотрел на Глымова. Тот улыбнулся в ответ, повернулся и нарочито неторопливо пошел, каждую секунду ожидая выстрела в спину. Но выстрела не было.

Через несколько шагов Глымов остановился и медленно обернулся — немец стоял на месте, подняв приветственно руку и широко улыбаясь. Его автомат лежал на полу, рядом стояла недопитая бутылка рома.

Глымов вышел через узкий проход между штабелями к своим. Мешки уже были туго набиты провиантом. Леха Стира, Балясин и Чудилин обвязывали мешки веревками, делали лямки, чтобы можно было просунуть руки.

— Там фрицы, — приглушенным голосом сообщил Глымов.

Все замерли, затем схватили автоматы.

— Мир-дружба, — хмыкнул Глымов, вытирая вспотевший лоб. — Выпили с одним, покурили и разошлись, как в море корабли.

— Как выпили? Как разошлись? — не поверил Балясин.

— Очень просто. Выпили, покурили. Он говорит: «Карашо», и я ему: «Хорошо». Он мне улыбнулся и ручкой помахал.

— Они небось тоже за провиантом пришли, — сказал Леха Стира.

— А что они, не люди, жрать не хотят? — усмехнулся Чудилин. — При оружии были?

— С автоматом. А у меня — пистолет в кобуре, пока достанешь — он из тебя решето сделает, — говорил Глымов.

— Как же он стрелять не стал? — все еще не верил Балясин.

— Не стал. Автомат на землю положил и улыбался все время. А че у него там на уме — черт разберет, — ответил Глымов. — Ну-ка, Леха, налей, а то знобит меня чего-то…

— Они там или ушли? — спросил Стира, откупоривая бутылку рома.

— Не знаю. Небось ушли… — Глымов вырвал бутылку из рук Лехи, стал пить прямо из горлышка. Оторвался, выдохнул и улыбнулся слабо. — Вся спина от страха мокрая, верите, нет?

Три полуторки колыхались на ухабистой дороге. В первой ехали сержант Толик и Савелий Цукерман.

Хором пели:

Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц.
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ!

Они перестали петь и разом захохотали. Потом сержант Толик пропел:

И с нами Ворошилов — первый красный офицер!
Сумеем кровь пролить за СССР!!

— Ну, ты хоть чпокнул ее или не чпокнул? — перестав петь, спросил Толик.

— Когда, Толик? Всю ночь раненых разгружали…

— Для этого и ехал? Ну ты — мудик! — Толик захохотал. — Мудила-а-а!

— Ладно, ты у нас умник! — обиделся Савелий. — Сам много баб чпокнул? Небось одну, и ту во сне!

— У меня в штабе армии знаешь, какая красотуля ходит? Лейтенант! Шифровальщица! Влюблена в меня, как кошка!

— Не верю, — ответил Савелий и засмеялся.

— Ну, поехали, я тебе ее покажу! — почти кричал Толик. — Мариной зовут! Брюнетка! Груди, знаешь какие! Мячи футбольные!

— Не верю! — крутил головой Савелий и хохотал издевательски.

Гул самолетов возник неожиданно. Они вынырнули из-за кромки леса и пошли навстречу полуторкам, снижая высоту — звено «мессеров».

— Немцы! — крикнул Толик и, вцепившись в баранку, нажал на газ.

Деваться грузовикам было некуда. Дорога тянулась через поле, кругом — открытое пространство. Пулеметы застучали, пули взорвали фонтанчики земли перед полуторками и рядом с ними. «Мессеры» прошли над машинами на бреющем полете и ушли далеко назад.

— Разворачиваются, суки! — оглянувшись, крикнул Савелий. — Что делать, Толик?!

— А я знаю?!

«Мессеры» действительно сделали широкий разворот и летели теперь навстречу грузовикам. Вновь застучали пулеметы. Брызнули осколки лобового стекла, пуля попала Толику прямо в лоб, и он ткнулся лицом в баранку. Машина вильнула в сторону и запрыгала по кочковатому полю. Савелия пуля ударила в грудь, он закричал, заваливаясь на мертвого сержанта. Полуторка проехала, подпрыгивая на кочках, метров двести и остановилась.

А рядом со второй полуторкой почти разом рванули две бомбы. Грузовик опрокинуло взрывной волной набок. Сперва загорелся деревянный кузов, потом запылала кабина. С визжанием выл двигатель, и бешено вращались колеса. Водитель выбрался из горящей кабины, побежал по полю, упал, закрыв голову руками.

Еще одна бомба взорвалась перед носом третьей полуторки. Шофер резко свернул с дороги, машина помчалась по полю, остановилась, и водитель, выпрыгнув из кабины, отбежал подальше и растянулся среди сухих кочек.

Тройка «мессеров» взмыла вверх и ушла в голубые небеса, и через несколько минут уже не слышно было даже гула моторов.

Тогда водитель, молодой сержант, и усатый старшина лет сорока, вытащили из кабины мертвого Толика и Савелия Цукермана. Савелий тихо стонал. На груди расплылось темное кровавое пятно.

— Этот живой, — сказал усатый старшина. — Откуда он взялся-то?

— Гляди, у него и ноги перебиты… вон кровища видна. Не дотянет, наверное. Ладно, потащили, — сказал сержант. Они подняли стонущего Савелия за руки и за ноги, понесли к стоящей в поле машине.