Штрафбат

Из сарая-прачечной выглянула распаренная санитарка, закричала:

— Федор! Дрова давай! Печка гаснет! А ты чего вылупился? Давай одежу! Щас загружать будем! Сидят тут, прохлаждаются! — И дверь в сарай с грохотом захлопнулась.

Федор торопливо потащил в сарай вязанку дров, его напарник, поплевав на ладони, покатил тачку с окровавленной одеждой.

— Вот и вся война… — грустно вздохнула Светлана. — А ты — «загорелые руки…»

— Хватит тебе… — примирительно пробурчал Савелий.

— Когда тебя выписывают?

— На днях должны… — Он похлопал ладонью по ноге. — Как новенькая.

— И что, опять в штрафбат?

— Не знаю, что там в особом отделе решат…

Вечером хмурый особист листал дело Савелия.

— Цукерман?

— Так точно, гражданин майор.

— Молодой, грамотный, десятилетку кончил, в МГУ поступил… Как твой факультет называется?

— Геологический, гражданин майор.

— Добровольцем пошел, хотя броня была… Что ж с тобой делать-то, Цукерман, ума не приложу.

— А что со мной делать?

— В штрафной батальон обратно пойдешь…

— Значит, ранение в зачет не пошло?

— Пошло, пошло, но больно мало ты в штрафбате пробыл. А проступок у тебя серьезный. — Майор закурил папиросу. — Откуда у студента-добровольца такое зверство, а? Измолотить человека чуть не до полусмерти.

— Антисемита, — подал голос Савелий.

— Ты на офицера руку поднял! — повысил голос майор. — Святая святых в армии нарушил — поднял руку на старшего по званию!

— Антисемита… — упрямо повторил Савелий.

— Н-да-а, вижу, ты так ничего и не понял… — вздохнул майор. — Ладно, свободен…

Зато другим посетителем особист был доволен.

— Ну, капитан, с тебя магарыч, — Мрачный майор даже улыбался, глядя на вошедшего в комнату Вячеслава Бредунова. — Как раз пришли документы. Восстановлен в звании. Поздравляю.

— Спасибо, товарищ майор, — сдержанно улыбнулся в ответ Бредунов, — за магарычом дело не станет.

— И в другой раз поаккуратней надо, капитан.

— Простите, не понял, товарищ майор.

— Ну, не всякий еврей… так сказать… жид… — Майор усмехнулся. — Легко отделался.

— Да с языка сорвалось, товарищ майор, больше не повторится.

В подвале каптерки мрачный одноногий санитар в черном халате и стоптанных сапогах выдал Савелию его вещевой мешок, сказал коротко:

— Здесь переодевайся.

Савелий стащил с себя штаны, рубаху и только достал из мешка свои кальсоны, как в каптерку влетела медсестра Светлана.

— Ну что? Куда тебя?

Савелий едва успел натянуть кальсоны до пояса, пожал плечами:

— Туда же… в штрафбат…

Громко хлопнув дверью, в каптерку ввалился бывший разжалованный капитан Бредунов. Он был явно навеселе.

— О! Вы тут свидания назначаете? Хорошее выбрали место! Эй, отец, шмотье мое давай!

Одноногий санитар, стуча деревянной култышкой, подошел к нему, взял бумажку и заковылял внутрь каптерки, проверяя на полках вещевые мешки.

— Что, тоже выписали? И куда? — весело спросил Бредунов.

— Штрафбат, — отводя взгляд, ответил Савелий.

— Прими мои поздравления, Савелий. Штрафбат — суровая, но полезная школа жизни. — Бредунов принял из рук санитара свой мешок. — Может, отметим это дело?

— Да пошел ты, — пробурчал Савелий, натягивая гимнастерку.

— Нехорошо отвечаешь, штрафник, — улыбнулся Бредунов. — Госпиталь кончился и все вернулось на круги своя — я восстановлен в звании и теперь снова капитан Красной Армии, и отвечать офицеру надо по уставу.

Савелий молчал, отвернувшись. И тут вмешалась Светлана.

— Пошли! — Она подхватила вещмешок Савелия, решительно взяла его за руку и повела из каптерки.

— Рядовой Цукерман, приказываю стоять! — рявкнул Бредунов, и Савелий инстинктивно остановился.

— Приказываю отвечать по форме, — не отставал Бредунов.

— Вам не стыдно? — Светлана загородила Савелия. — Чего издеваетесь? Я вот вашему начальству напишу, понятно? Узнаю, в какую часть вас направляют, и напишу! Как вы себя здесь в госпитале вели! Посмотрю, какой вы тогда капитан будете?

— Ого… — с тихим удивлением выдохнул Бредунов. — Везет тебе, Савелий, такая шикарная девушка за тебя заступается. Ладно, будь свободен, но постарайся больше на глаза мне не попадаться…

— Вы тоже, гражданин капитан, постарайтесь штрафникам на глаза не попадаться, — набравшись храбрости, ответил Савелий, но Светлана уже тащила его из каптерки:

— Пошли, пошли, нечего с ним разговаривать!

…И была у них ночь. Первая и последняя. Луна светила в окно, отражаясь в никелированных инструментах, лежавших на полках в стеклянном шкафчике, а рядом на жестком топчане лежали они, обнявшись и укрывшись простыней.

— Савушка… хороший мой… — горячо шептала Светлана. — Ты мне сразу-сразу приглянулся…

— А ты мне… — шептал в ответ Савелий. — Я тебя увидел — все стихи сразу забыл…

— Обними меня покрепче… еще… еще… Дай я тебя поцелую, Савушка… я тебя так хочу, так хочу… Мы ведь больше не увидимся.

— Почему? Обязательно увидимся.

— Я уже два года в полевом госпитале… было у меня трое парней… и никогда их больше не увидела. Один раз и — все… родной мой, как хочется тебя… как хочется…

Она стонала и плакала, и они исступленно целовались…