Штрафбаты по обе стороны фронта

После штрафного батальона начался второй этап моей военной службы. Продолжилась моя инженерная деятельность по строительству мостов в должности помощника командира по технической части в отдельных инженерных батальонах на переправах в условиях непрерывных артиллерийско-минометных обстрелов и бомбовых ударов: Лютежскнй плацдарм — через Днепр; Магнушевский плацдарм, на 60 км южнее Варшавы — через Вислу; Кюстринский плацдарм — через Одер в 90 км от Берлина в составе 8-й гвардейской армии генерала В.И.Чуйкова, в составе 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина. Главным инженером строительства мостов через Эльбу в Вигтенберге (Германия) в 1945-м, и через Одер в Франкфурте-на-Одере в 1946 году.

В 1947 году я был демобилизован из армии и поступил на работу в Государственный Проектный институт «Харьковский Промтранспроект».

Михаил Смирнов ДОРОГАМИ ВОЙНЫ

У каждого человека на склоне лет появляется желание подвести итоги прожитого и поведать об этом другим. Я не стану исключением. На войне я был свидетелем горечи наших поражений, испытал все тяжести фашистского плена и в полной мере ощутил радость победы в завершающих операциях войны.

Вот основные этапы моего пути по дорогам Великой Отечественной. В июне-июле 1941 года в составе бригады курсантов медицинского училища участвовал в обороне Ленинграда; шесть месяцев в качестве военфельдшера был в числе защитников Севастополя (по 29 июня 1942 года). После контузии оказался в колонне военнопленных, прошел через концентрационные лагеря Крыма до Днепропетровска. В плену заболел сыпным тифом, заразился туберкулёзом. С помощью днепропетровских патриотов бежал КЗ плена, перешёл линию фронта под Винницей, за что был «пожалован» в штрафной батальон рядовым. После выполнения опасного задания был восстановлен в звании и должности и продолжал участвовать в боях на территории Польши, Германии, Чехословакии до самого дня Победы.

Плен

…Я в плену. Передо мной немцы. Они сдёргивают с меня ремень, срывают знаки различия с петлиц и толкают в общий строй, где я уже заметил почти всех офицеров минбатальона.

Оказывается, нас окружили, незаметно подошли с противоположной стороны и забросали гранатами. Я ещё долго ничего не слышал, страшно болела голова, хотелось пить, ребята поддерживали меня за руки, так как я с трудом держался на ногах.

Начались тяжёлые изнурительные переходы под конвоем по этапам. Это произошло 29 июня. Даже теперь, по прошествии шестидесяти лет, тяжело вспоминать этот самый чёрный день в моей жизни. Тогда казалось, что жизнь кончилась. Чего можно ожидать, находясь в плену у немцев? Об их зверствах в концлагерях мы хорошо знали по сообщениям наших газет. И всё же не верилось, что жизнь так жестоко обошлась с нами, что судьбе угодно было втолкнуть меня в строй пленных и вести сейчас навстречу тяжёлым испытаниям, почти без всякой надежды вернуться в строй, увидеть свой родной Ленинград, обнять своих родных и близких. Мы мало о чём переговаривались, когда нас гнали в колонне, да и говорить нам не разрешалось, настроение у всех было подавленное. Но мысли ещё витали вокруг всяких счастливых случайностей: а вдруг будет высажен десант с кораблей, немцев разобьют и нас спасут. Когда и эта надежда оставила нас, я стал надеяться на внезапную атаку партизан, они должны находиться где-то в горах, мы об этом тоже знали.

Первая остановка и ночлег были в Байдарах. Нас, группу пленных офицеров, заперли в сарай, не выдав ни кусочка хлеба, ни кружки воды. Конечно, надеяться на то, что немцы нас будут кормить в пути, не приходилось, но и голод тоже не тетка — есть уже здорово хотелось. Одолевала жажда, целый день мы шли под палящим солнцем, и во рту не было ни капли влаги. Двое или трое товарищей за то, что пытались напиться из ближайшей канавы, были застрелены конвоирами на месте. Оставалась надежда, что по окончании марша нас напоят и накормят. Разумеется, мы не рассчитывали на сытный паёк в соответствии с положениями международного Красного креста о военнопленных, но на кружку воды и кусок хлеба надеялись. Нас заперли в сарае, поставили часового, и на этом закончился первый день нахождения в плену. Кто-то из ребят пытался вступать в разговор с немцем, прося у него чего-нибудь из еды, однако безрезультатно.

Мы уже понемногу начали засыпать, когда заскрипел засов, открылась дверь, и нам бросили две буханки заплесневелого хлеба. Экономно вырезав плесень, мы разделили хлеб поровну (на каждого пришлось не более ста граммов), немного утолив чувство голода. В эту ночь произошёл случай, оставивший в душе тяжёлый осадок.