Штрафная мразь (СИ)

В первом же бою его часть попала в окружение и, Гриценко, решил пробираться к своим. Однако, Красная армия отступала так стремительно, что за фронтом он не поспевал. Тогда плюнув на всё решил пробираться в родные места. Когда дошел до родного Кировограда, там были немцы. Несколько недель Гриценко отсиживался в подвале, а потом, убедившись, что немцы пришли всерьёз и надолго, выбрался из подвала и пошел служить в полицию. Служил хорошо и даже получил о немцев какую то медаль. Прошло около года, и в городе стала слышна канонада. Красная армия стремительно наступала. Тогда Гриценко расстрелял из пулемёта всё отделение полиции вместе с начальником и сдался в плен.

* * *

Не уходил из головы Лученкова штрафник Гулыга.

Хотелось думать, что разобрались с ним по справедливости и уже воюет где- нибудь в другой роте.

Однажды улучил время, подкараулил замполита.

Тот как всегда выглядел щеголем, в обмундировании чистом, в ремнях командирских.

Но выглядел все-же неважно. Синяки под глазами, щеки вдавленные. Видать досталось за месяц на передовой.

У Лученкова мелькнула мысль, лучше бы капитан в телогреечку оделся— неприметней было бы.

Спросил, как бы невзначай:

– Товарищ комиссар, разрешите обратиться?

Замполит любил, когда к нему так обращались. Словно к чапаевскому Фурманову.

– Пожалуйста, - запросто, без тени обычной строгости сказал капитан. - Обращайтесь, если есть с чем.

Видно было, что он не прочь был пошутить и, может, даже угостить папироской. Правда, Лученкову было не до курева, его мучили другие вопросы.

– Товарищ капитан, а вы не помните Гулыгу? Со мной во взводе был.

– А почему вы спрашиваете, боец? - нахмурился капитан бдительно. Взглянул пристально.

– Да просто так интересуюсь... В одном лагере были... Потом воевали вместе. Хороший солдат... был. Храбрый. Интересно... чем кончилось?

– Разберутся и с вашим знакомым. У нас органы не ошибаются. Идите!

У Лученкова перехватило горло. Захотелось выругаться, но он стиснул зубы.

Подошёл Клёпа.

-Я вас давно хочу спросить, товарищ капитан.

Замполит поощрительно улыбнулся.- Спрашивайте, товарищ боец.

-Почему наша жизнь такая сука, товарищ капитан?

Отойдя от замполита Лученков почувствовал, что в его груди ожил и зашевелилась обида. Он стоял сумрачно смотря на снег, с прижатым ко рту кулаком. сотрясаясь от беззвучного кашля. Где-то вдалеке слышалось бренчанье консервных банок, прицепленных на колючую проволоку. Мягкие фиолетовые снежинки спокойно и плавно струились на землю.

* * *

Cудьбы штрафников были трагическими, как и любого другого солдата и офицера, не щадившего живота своего ради Отечества,

Воевали они отчаянно. Не потому что в штрафные роты набирали лучших. Совсем даже наоборот…Просто деваться было некуда. Сзади родное государство с трибуналами и пулемётами, впереди немцы с пушками и автоматами.

К концу второго месяца погибли многие из тех, кто пришёл с Лученковым одним этапом. Уже не было в живых- Булыги, Мамая, Пушкарёнка, Хусаинова.

Сизову вырвало осколком бок, Сане Васину перебило руку, Мухе осколок попал в живот, а Ахтямову оторвало ногу.

Из стариков в роте оставались лишь – Клёпа, Лученков, Швыдченко, Паша Одессит, Аркаша Гельман.

В следующем бою погиб Клёпа. Его раздавил немецкий танк.

Т-III мог бы остановить Коновалов, у которого в ячейке лежали две противотанковые гранаты. Он он испугался. Струсил. Спрятался на дне окопа. Танк прошёл мимо.

Проутюжил ячейку из которой Клёпа бил из пулемёта и пошёл дальше. На то что осталось от Клёпы было страшно смотреть. Облепленного мокрой землей и снегом, его переломало и раздавило. Вместо головы было месиво спутанных волос, крови и еще чего- то серого.

На войне часто говорят, что человек чувствует свою смерть. Это правда. Даже не чувствует, скорее кличет. Когда человек ломается, устает жить в земле и воде, в холоде и постоянном нервном напряжении, когда его телом овладевает страх, это притупляет инстинкты. Лишает психологической силы, от чего уходит и сила физическая. Проводимость нервов и реакция мозга снижаются. Человек теряет те самые секунды, которые только и позволяют выживать. Делает не совсем то, что должен.

Он понимает, что в нем что-то не так, понимает, что это значит и от этого ломается еще больше. Все время находится в каком-то полусонном состоянии, перестает думать, не вылезает из апатии или страха, нереальности существования - и уже принимает свою гибель как единственный из вариантов. И больше его не интересует уже ничего.

От такого человека за версту тянет смертью. Все знают, что он умрет. Но сделать никто ничего не может.

Клёпа тоже чувствовал. За два дня стал тихий. Перестал шутить. Забросил карты.

Лученков стоял на коленях, сметая с лица покойного колючую мёрзлую землю, и слёзы текли по его обмороженным щекам.

Подошёл Васильев, приказал "Приведите эту, суку!"

Коновалов вёл себя, как ни в чём не бывало.

«Тварь»!- закричал Васильев, и ударил его ногой. «Из-за тебя человек погиб! В следующий раз, сука, в атаку впереди всех побежишь!»

Кто- то из штрафников сказал осуждающе: