Читаем Штрафная рота. Высота смертников полностью

— За то, что вывели нас. Вы ж нас спасли от позора. — Куприков уткнулся в угол окопа, затрясся. — От позора, товарищ Курсант. От позора… У меня ж дома двое детей. Сыны. Кем они вырастут, если папка ихний в плену сгинул бы?

— Ты что, Куприков? Плачешь? — Воронцов никак не мог отдышаться. Слова из него выходили с хрипами, с глубоким задышливым кашлем. — Пустое. Не плачь. Лучше сходи, позови Нелюбина, Степана и сержанта Григорьева. Всех — ко мне.

Закопченная каска качнулась и приподнялась.

— Подожди, Куприков. Знаешь что… Это тебе спасибо, Куприков.

— А мне-то за что? Я вон и патроны не все израсходовал. Танк как даст через наши головы! Ешки-матрешки!.. Вот где страху! А коня моего тоже убило. Жалко коня. Да где ж тут коня убережешь?

Воронцов, карабкаясь руками по стенке окопа, тоже встал. Обнял Куприкова и сказал ему:

— Ты хороший боец, Куприков. Вот за это я и выражаю тебе благодарность.

— Служу трудовому народу! — неожиданно ответил Куприков и подобрался.

— Голову-то не высовывай. Рассвело. Для снайпера самое время.

Спустя некоторое время боец вернулся. Доложил:

— Спят они все, товарищ Курсант. Сморило. Никого не смог разбудить.

— Раненые есть?

— В драке не без синяков. Но тяжелых, слава богу, нет. Степану досталось. Там, в окопе, возле «колотушки»[19]. Немец ему попался, видать, здоровенный.

— А что так тихо, Куприков?

— Наши спят. А хозяева, видать, разбежались. Мы ж на них — с той стороны, да еще с танком. Их тоже понять можно. У них же тут пушек противотанковых нет. Это вон у немцев — всякой твари по паре. Даже в пехотных окопах.

— Куприков, я назначаю тебя в наряд. Пока взвод спит, будешь охранять наш участок траншеи. А я немного посижу. Посижу и пойду хозяев поищу. Должен же тут кто-то быть.


На рассвете командиру стрелкового полка, державшему оборону перед склоном одной из высот в окрестностях Зайцевой Горы, подполковнику Колчину доложили из левофлангового батальона: немцы проявляют активность в районе деревни Фоминки, слышна ружейная стрельба. Через несколько минут новое сообщение: в ближнем тылу у немцев, похоже, идет бой, с применением танков, но с чьей стороны, пока не ясно.

— Ты, Дроздов, повнимательней будь, — предупредил комбата-3 Колчин. — От немцев всего можно ждать. Но, возможно, что на твоем участке прорывается заблудившаяся разведка из соседней дивизии. Будь готов ко всему.

— С танком прорываются, Илья Митрофанович, — сообщил комбат-3. — Вот только из второй роты позвонили. Солодовников сообщил: «тридцатьчетверка» с десантом на броне, пятится, ведет сосредоточенный огонь по немецким траншеям. На провокацию не похоже. Солодовников докладывает, что лупит по немецким окопам — только бревна летят.

— Ну так помогите им, Дроздов! Или хотите, чтобы их перед вашими траншеями распекли! Действуйте. Пусть минометчики откроют отсечный огонь.

— Да ведь мин и так по десятку на ствол.

— Танк потеряем — дороже выйдет.

— Танк не наш. Нам за него в бригаде и спасибо не скажут. А мины нам на артскладах по счету выдают. Израсходуем сейчас суточную норму, другой не будет.

— Слушай, Дроздов, срочно прикажи минометчикам открыть огонь. И брось мне эти рассуждения: мой колхоз, не мой колхоз… Докладывать — через каждые пятнадцать минут!

— Понял. Разрешите действовать?

— Вы уже должны действовать!


Старший лейтенант Солодовников тем временем бежал по траншее в сторону третьего взвода и материл всех и вся. Первым делом он помянул матушкой командира третьего стрелкового взвода лейтенанта Могилевского и его печатников. Потом минометчиков старшего лейтенанта Нигматулина, за то, что он в одну минуту перекинул через ручей всю суточную норму боезапаса, и теперь батальон, а в первую очередь вторая рота, остались без огневой поддержки как минимум до вечера.

Следом за Солодовниковым бежали младший политрук Кац и двое связных.

— Товарищ Солодовников… Товарищ Солодовников… Вы меня слышите, товарищ Солодовников?

— Да слышу, слышу! Что из того, что я вас прекрасно слышу! — в сердцах бросил ротный своему заместителю по политчасти, которого тоже недолюбливал: за то, что тот всюду совал свой нос, за то, что беззастенчиво мечтал об ордене, за то, что тоже был из тех самых печатников, которые сейчас дрожали, поджав хвосты, где-то здесь, в траншее. Шагах в двадцати кончался участок обороны второго взвода и начинались окопы печатников.

В-третьих, он крыл комбата Дроздова. Это он, капитан Дроздов, удружил ему с последним пополнением — печатниками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Лучшие бестселлеры

У штрафников не бывает могил
У штрафников не бывает могил

Лучшие романы о штрафниках Великой Отечественной, достойные войти в «золотой фонд» военной прозы, — так пронзительно и достоверно, настолько беспощадно-правдиво о войне давно не писали!У штрафников не бывает могил — после боя их хоронили без воинских почестей, зачастую просто в воронках или брошенных траншеях Им не ставили памятников, их не представляли к орденам и медалям. Единственная их награда — вернуться в строй, «искупив свою вину кровью». Вот только до конца штрафного срока доживали меньше половины…«Штрафные роты не зря называли еще и «штурмовыми» — в каждом бою они шли на штурм, под ураганный огонь в упор. Я не могу не писать об этих людях. Ведь одним из них был мой отец…» (Владимир Першанин)Откройте эту книгу. Загляните в глаза смерти. Узнайте, как это было на самом деле. Какая цена заплачена за Великую Победу…

Владимир Николаевич Першанин

Проза / Проза о войне / Военная проза
Командир штрафной роты
Командир штрафной роты

Лучшие романы о штрафниках Великой Отечественной, достойные войти в «золотой фонд» военной прозы, — так пронзительно и достоверно, настолько беспощадно-правдиво о войне давно не писали!У штрафников не бывает могил — после боя их хоронили без воинских почестей, зачастую просто в воронках или брошенных траншеях Им не ставили памятников, их не представляли к орденам и медалям. Единственная их награда — вернуться в строй, «искупив свою вину кровью». Вот только до конца штрафного срока доживали меньше половины…«Штрафные роты не зря называли еще и «штурмовыми» — в каждом бою они шли на штурм, под ураганный огонь в упор. Я не могу не писать об этих людях. Ведь одним из них был мой отец…» (Владимир Першанин)Откройте эту книгу. Загляните в глаза смерти. Узнайте, как это было на самом деле. Какая цена заплачена за Великую Победу…

Владимир Николаевич Першанин

Проза о войне / Военная проза / Проза
999-й штрафбат. Смертники восточного фронта
999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

Два бестселлера одним томом! Лучшие немецкие романы о Второй Мировой, давно признанные классикой жанра. Кровавая «окопная правда» Вермахта. Преисподняя Восточного фронта глазами немецких штрафников и окруженцев-смертников. Они проходят все круги фронтового ада вместе со Штрафбатом 999, который сами гитлеровцы окрестили «командой вознесения», потому что, в отличие от штрафных частей Красной армии, здесь нельзя «искупить вину кровью», и выход из проклятого Strafbataillon 999 только один - в братскую могилу. Они истекают кровью в Холмском «котле», выполняя беспощадный «стоп-приказ» Гитлера: «оказывать фанатически упорное сопротивление противнику» и «удерживать фронт до последнего солдата». Они с ужасом понимают, что все геббельсовские заклинания об их «расовом превосходстве» над «иванами» - пропагандистский бред, что русские сражаются и умирают за Родину, а немцы - за ungerecht Tat (неправое дело).Содержание:Хайнц Конзалик. 999-й штрафбатРайсс Шнайдер. Смертники восточного фронта

Расс Шнайдер , Хайнц Конзалик

Приключения / Прочие приключения

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука