Штрафная рота. Высота смертников

Связист потоптался в грязном, перемешанном с торфом снегу, посмотрел в сторону второго взвода, откуда тянуло толовой гарью. Не хотелось ему идти туда.

— Ему велено явиться на НП командира роты. Ротный ругается.

— Хорошо, передам. И скажи старшему лейтенанту Солодовникову, что мы ждем танковой атаки. Когда пойдут, пусть артиллеристы помогут нам.

— Так и передать?

— Слово в слово. Идите.

Воронцов распеленал «маузер», открыл затвор, дозарядил магазин. Расчехлил прицел и начал осматривать сарай, углы, дыры в крыше. Сарай лучше было бы сжечь. С его чердака наверняка хорошо просматривается наша траншея со всеми и основными, и запасными позициями пулеметчиков и бронебойщиков. Идеальный наблюдательный пункт для корректировки огня. На месте офицера, который решился бы на танковую атаку с фронта, было бы разумным послать на этот НП наблюдателя и корректировщика. У них каждый танк и каждый артиллерийский расчет оснащены радиостанциями. Знал Воронцов и другое: если во время боя командир подразделения начнет в полном объеме исполнять работу бойца, пусть даже снайпера, то кто же будет командовать подразделением? Но в бою Воронцов знал и это, наступает такой момент, когда никакие команды уже не влияют на ход стремительно развивающихся событий, и офицеры дерутся плечом к плечу с солдатами, и их главная роль сводится к тому, что они — рядом, в окопе, и так же, как и все, продолжают вести огонь.

Первая мина шлепнула с недолетом.

— Убрать винтовки! — скомандовал Воронцов. — Всем, кроме наблюдателей, лечь в траншею и приготовиться к бою!

— Сашка, что? Начинается?

Воронцов оглянулся. Перед ним стоял лейтенант Гридякин. Лицо его было бледным. То ли от усталости, то ли от того, от чего всегда бледнеет солдат перед атакой.

— Вам приказано прибыть на НП командира роты, — сказал Воронцов, стараясь не смотреть ему в глаза.

Лейтенант Гридякин это заметил. В такие мгновения, когда в человеке напрягаются все силы, и физические, и иные; видится многое и многие мысли приходят, и многие откровения охватывают душу, чтобы напоминать потом о себе всю оставшуюся жизнь. Если ее суждено прожить. Если жить человеку не до первого разрыва мины и не до первой пули…

— Чего ж ты отворачиваешься, Сашка? А? Уже заранее меня презираешь, да? Он, мол, сейчас в тыл поползет, шкуру спасать. Чтобы донесения писать, как мы тут храбро дрались. А нам — умирать… Ну, скажи честно, ты это подумал?

Воронцов посмотрел в глаза Гридякину. Губы лейтенанта дрожали.

— Никуда я не пойду. У меня еще два диска патронов, две гранаты.

— Бойцов у меня во взводе хватает. Тогда иди к Прохоренко. Он там один остался. Ему помощь нужна. — И Воронцов вытащил из противогазной сумки еще один диск и сунул в руки лейтенанту Гридякину.

Они обнялись. Лейтенант Гридякин, пригибаясь после каждого взрыва, пошел на правый фланг. А Воронцов вскинул винтовку и снова обшарил в прицел углы сарая. Наблюдателя-корректировщика он просмотрел. Или тот подполз со стороны леса и так же незаметно поднялся наверх. Или сидел там все время, пока рота обживала траншею, и просто не обнаруживал себя. Надо было послать кого-нибудь в разведку. То, что наблюдатель там, Воронцов знал точно: мины, прилетавшие откуда-то из-за гряды смешанного леса, ложились прицельно, плотно накрывая полосу траншеи, с каждым взрывом обжимая ее все плотнее и плотнее.

Воронцов осмотрел черные провалы в крыше. Их всего оказалось пять. Возле одного из них сейчас стоит немец, наблюдает за огнем своих минометов и передает поправки.

Уже слышались крики раненых.

— Санитара сюда! — закричали сразу несколько голосов.

Свист мины, раздавшийся совсем рядом, заставил Воронцова прижаться к стенке отводной ячейки. Немцы, видимо, начали рыть запасной ход сообщения, но не успели. И Воронцов теперь стоял на коленях в этом недорытом окопе и ждал взрыва мины. Взрыв! Мина взорвалась в двух шагах от него. Запахло толовой гарью. Осколков он не услышал. Заложило уши. Выглянул. Поднял винтовку. И раз за разом, быстро перезаряжая, положил пять пуль в нижний обрез проломов в крыше сарая. Перезарядил винтовку и зачехлил прицел.

Гула моторов он не услышал. В ушах еще звенело. Да и минометный обстрел продолжался, сдвигаясь на левый фланг, ко второму и первому взводам. Но крик командира отделения бронебойщиков услышали все:

— Танки! Расчеты! Приготовиться к бою!

Карим делал свое дело. Он знал, что наступил его час, что его работу, кроме его самого и расчетов бронебоек, не сделает уже никто.

Вот они, показались, красавицы… Воронцов смотрел в бинокль на дальний поворот дороги, где происходило основное движение. Справа и слева виднелся лес и перед лесом болотина. Там танкам не пройти. Вот и выползали они по дороге, чтобы потом развернуться здесь, на лугу.

— Расстояние триста метрий! — слышался гортанный голос Карима. В минуты боя акцент степняка становился еще сильнее. — Стрелят подождит! Подождит!