Штрафная рота. Высота смертников

Колонна шла с кашлем и стонами. Воронцов и Подольский, теперь уже не в прицел, внимательно разглядывали идущих. В пятой шеренге крайний справа шел Кондратий Герасимович Нелюбин. Теперь они уже не сомневались в этом. Рядом с Нелюбиным шли танкисты. Все они тоскливо поглядывали по сторонам. Пожилой младший лейтенант, в котором они признали Нелюбина, не отрывал взгляда от березняка. Березняк тянулся вдоль шоссе, он то отбегал в глубину просеки, то, будто дразня, подступал ближе к шоссе. Когда колонна поравнялась с еловым обмыском, Воронцову показалось, что взгляды их встретились.

— Ну, что?

— Он. Точно он. — Воронцов зачехлили прицел и кивнул на носилки. — Давай быстро. Я переходить не буду. Когда перенесете носилки, зайдите шагов на сто вглубь. А дальше так: оставь с ним Калюжного и — назад. Вдогон пойдем этой стороной. И уходить будем на север. Потом повернем. Роса уже сошла. Следа за нами не будет.

Как только колонна пропала за угором, Смирнов и Калюжный подхватили носилки с лейтенантом и побежали к дороге. Пересекли ее, спустились на другую сторону, перелезли через кювет. На дороге было тихо. Вскоре Подольский вернулся назад. Доложил:

— Лейтенант не отпускал, угрожал пистолетом. Пришлось его ТТ прихватить с собой. На дороге он поудобней будет, чем револьвер. Патронов — полная обойма.

— Ты их предупредил, чтобы ждали, никуда не уходили?

— Предупредил. Сказал: к вечеру вернемся. Ночью пойдем. А пока — отдыхать. Костер не разводить.

— Все правильно. А они что?

— Ты же знаешь, какой он, этот лейтенант.

— Я его знаю больше, чем ты, всего на несколько часов.

— Закричал: почему я, курсант, приказываю ему, лейтенанту? Схватился за кобуру.

— А ты что?

— А я что… Вот — его тэтэшник. И еще сказал, что, если будет орать, придушу.

— Правильно сказал. Ничего, посидит со своим сержантом в лесу, успокоится. Пошли.

И они побежали вдоль шоссе. Время от времени останавливались, замирали за деревьями, прислушивались и снова делали стремительный бросок вперед. Дорога солнечной, жаркой просекой все время мелькала и чувствовалась слева.

Глава восьмая

На хуторе жизнь будто остановилась. День сменял ночь, наступало очередное утро. Кричал, взлетев на жердь, петух, свидетельствуя о торжестве нового дня. Утки на озере сбились в стаю и вечерами улетали куда-то за лес, на кормежку. Озеро отцвело, водоросли осели на дно, вода стала чистой, и на глубине на многие метры были хорошо видны затопленные деревья. Огромные, в несколько обхватов стволы, сложенные там людьми или сваленные стихией, казалось, еще в прошлые века, когда повсюду здесь стоял лес, а потом что-то произошло и часть суши лункой будто провалилась в преисподнюю, образовав озеро. Зинаида однажды заплыла на середину и, убрав весло, посмотрела вниз. Голова закружилась, сердце кольнуло страхом, и она дрожащими руками стала торопливо загребать к берегу, на мель. В глазах потом долго стояли гигантские колонны бревен, черные, неподвижные и будто живые, но притворившиеся мертвыми. Некоторые из них стояли вертикально, торцами едва не достигая поверхности воды, как будто напряженно тянулись, чтобы глотнуть воздуха. Смотреть на них было особенно жутко. Но берега сияли песчаным покоем, зелеными луговинами. Везде был растворен тот покой, которого всего более и желает усталая душа. Лето медленно, почти незаметно, как августовский день в сумерки, перетекало в осень. Но ничего не менялось в буднях жителей хутора Сидоряты. И слава богу.