Штрафная рота. Высота смертников

Нелюбин, не доверяя конвоирам, которые тоже клевали носом, сам приглядывал за пленными. Шел немного позади и все время смотрел вперед и слушал, не шагнул ли кто из немцев в сторону, не замер ли за деревом. Нет, Нелюбина не обманешь, Нелюбин на войне уже опытный человек. Не только на фронте, но и в окружении, и в плену, и в партизанах побывал. И что такое ночной марш по лесу, без дороги, с вымотанными вконец людьми, тоже знает. Слава богу, приодели немного совсем обносившихся и раздетых. Теперь и они стали похожи на бойцов. Эх, какой молодец у них командир, думал Нелюбин о Воронцове. Вот выйдем, выпустил он на волю свою мечту, и присвоят нашему курсанту лейтенантское звание. А может, даже сразу старшего лейтенанта. А что? Разберутся, учтут все его заслуги и геройские поступки и вынесут справедливое решение — присвоить курсанту Воронцову Александру Григорьевичу звание старший лейтенант РККА и назначить на должность… командира стрелковой роты, а может, даже и батальона! Вот так! А что? С таким командиром не страшно воевать. Умный, рассудительный. Младших командиров ценит, прислушивается к их мнению. Хотя и строг порой бывает. Настоящий командир. Другого солдату и желать не надобно.

— Кондратий Герасимович, — очнулся Нелюбин от голоса Воронцова. Тот догнал его и, видать, давно уже шел совсем рядом. — Останавливайте людей на отдых. Располагайтесь. А я с танкистами и Степаном вперед пройдусь.

— Есть останавливаться. А костер можно жечь? Обсушиться бы…

— Придется. Все продрогли. Обувь хлюпает, одежда мокрая. Где-нибудь под елью, чтобы сверху не было видно. И по бокам заплетите маты. И теплей будет, и маскировка какая-никакая…

— Слушаюсь.

Нелюбин остановил колонну. Распорядился о дозорах, костре, матах и лошадях. А Воронцов собрал вокруг себя танкистов, окликнул Степана.

— Вот что, ребята. Пока взвод будет отдыхать и приводить себя в порядок, мы должны разведать маршрут. Впереди, как я понимаю, последний переход. Надо все там прощупать, продумать. У кого есть какие предложения?

— Я согласен с Александром Григорьевичем, — отозвался Демьян. — Эту разведку лучше провести самим.

Впервые во взводе его называли по имени и отчеству.

— Я тоже так думаю, — кивнул и Степан.

Пошли. Рассвет еще дремал где-то на востоке, в той стороне, где рокотал и гулко долбил мерзлую землю, передвигая с места на место свое непомерно разросшееся железное тело фронт. Впереди Демьян с Николаевым, следом на ними, шагах в двадцати, на пистолетный выстрел, Воронцов, Штыренко, а замыкающим — Степан. Это были самые надежные люди в его взводе, на кого он мог положиться, как на себя самого. Так, в полной темноте, прошли несколько километров, когда в лицо пахнуло свежим ветром, и вместе с его легкими порывами откуда-то из глубины бездонной темноты донесся какой-то странный звук, явно чужой и лесной тишине, и рокочущей впереди войне. Тут же рябчиком свистнули в передовом дозоре, и вся группа замерла в ожидании. Звук повторился. Из передового дозора пришел Демьян и сказал, возбужденно дыша морозным паром:

— Александр Григорьевич, товарищ командир, похоже, там или дорога, или, скорее всего, СПАМ.

— Почему ты так думаешь?

— Так это ж танк ремонтируют! Во-во, слышите? Кувалдой палец загоняют. Гусеницу сращивают. Я это ни с чем не спутаю. Тут у них ближний тыл? Так? Вот, видать, и разместили СПАМ. Чтобы битую технику недалеко таскать. Что у наших, что у них…

— Выходит, мы вышли на их тылы? Что ж, похоже. Пора. Тогда здесь где-то должны быть их посты.

Дальше пошли двумя группами по два человека. Воронцов с Николаевым двинулись в обход справа, младший сержант Петров со своим заряжающим начали обходить слева. Степан остался в прикрытии.