Штрафник из танковой роты

Предназначенный нам снаряд попал в машину третьего взвода. Танк застыл, и мы едва не врезались в него. Зайковский, уже не тот зеленый командир роты, ударил в левую самоходку. По той, что стреляла в нас, били с фланга оба Т-70 и я на ходу. Мы попали в нее. Паук с запасными колесами на бортах и поручнями для десанта, разбрасывая снег, уходил задним ходом, и рев трехсотсильного двигателя звучал как вой подраненного животного. Мы добили самоходку из нескольких орудий сразу.

Пулеметный расчет снимал свой МГ со станка. За брошенное оружие немецких солдат так же, как и наших, отправляли в штрафные роты или расстреливали. Они сняли «машингевер» и даже вытащили его вместе с коробками лент из окопа. Взрыв смешал обоих пулеметчиков со снежным обвалом, взлетающими комьями земли, мелкими деревцами. Через лес убегали фигуры в белых маскировочных куртках. Жуков наконец остановил танк вплотную к деревьям. Мы стреляли из пушки и обоих пулеметов. Гриша Погодка, кашляя от дыма, выбрасывал, не глядя, вонючие отстрелянные гильзы и загонял в ствол новые снаряды.

— Все! Стоп.

Вдруг заглох мотор, и я услышал, как шипит на раскаленном стволе упавший сверху комок снега.

— Что с мотором?

— Масло гонит. Щас гляну, — ответил Жуков.

— Бегом. Возьми в помощь Сашу.

Наша рота стягивалась к неглубоким окопам. Обе самоходки «Артштурм» были раздолбаны и горели. Мы заплатили за победу горевшей «тридцатьчетверкой» и легким Т-70. Еще одна «тридцатьчетверка» дымила, получив снаряд в ходовую часть. Экипаж Т-70, два человека, успел выскочить. Оба молодые, возбужденные сержанты. Они еще не понимали, что родились сегодня во второй раз.

В «тридцатьчетверках» погибли четверо. Перевязывали двоих раненых. Их вместе с безлошадными танкистами отправим в тыл. Возбужденный не меньше сержантов, Зайковский рассматривал самоходки. Наши снаряды и взорвавшиеся боезапасы вскрыли обоих пауков, как консервные банки. Торчал вверх хобот орудия с толстым стволом.

— Короткие пушки, — разочарованно сказал старлей.

— Метр восемьдесят. Зато снаряды сильные, — ответил я.

Обычная картина поисков трофеев. Но немецких трупов было немного. Избитые, разорванные осколочными снарядами. Блиндажей, где можно хорошо поживиться, здесь нет. Это был всего лишь заслон с фланга, брошенный сюда совсем недавно. Две самоходки, два пулемета, один миномет. Наступающую стрелковую роту они выбили на две трети из пулеметов и минами, не обнаруживая самоходок.

Часть пехотинцев подбирала в снегу брошенных при отступлении раненых. Впрочем, их почти всех добили из пулеметов. Серые шинели хорошо видны на снегу. Подтягивалась еще одна рота. Она была в полном составе, под огонь не попала. Бойцы втягивали носами запах паленого мяса, доносившийся из горевших самоходок

— Горят фрицы!

— Суки!

— Ох, и воняют.

— Все одинаково пахнут, — мрачно отозвался кто-то из танкистов. — Что наши, что ихние. Можете сходить, возле нашего танка понюхать.

Он кивнул в сторону горевшей «тридцатьчетверки». Слева, в километрах полутора, шел бой. Там тоже горел танк. Мы сбили фланговое прикрытие, и теперь надо было торопиться к остальному батальону. Пехотные роты двинулись вперед. Уже веселее. Все же за спиной семь танков. И нам без пехоты тяжело.

— Ну, Алексей, ударим по гадам! — глядя на небо, весело проговорил Зайковский. — Ваш взвод впереди.

Я предупредил Ларионыча, чтобы он не фокусничал и выполнял команды. Гриша Погодка загнал в ствол бронебойный снаряд, и мы двинулись вперед. Предчувствует человек свою судьбу или нет, я так и не понял. Я шел в бой с легким сердцем, пусть не звучит это банально. Мы наконец-то гнали немцев, и я на скорости шел их бить.

— Саша, как рация?

— Нор…

Я не услышал конец фразы. В танк ударило с такой силой, что я полетел с сиденья вниз. Двигатель заглох и снова завелся. Я открыл глаза, рядом ворочался Гриша Погодка, весь в крови. У него, кажется, оторвало по плечо левую руку. Я выстрелил из пушки наугад. Казенник не открывался. Впрочем, мне уже было не до пушки. Едкий дым заполнял башню. Я попытался поднять тело заряжающего, не хватило сил. Плотный невысокий сержант, лежавший без сознания, был неподъемным.

— Ларионыч, помогай.

Жуков успел загнать танк между стоявшими кучкой мелкими тополями. Еще один снаряд ударил куда-то в корму, сразу заглох вентилятор, а следом и двигатель. Из моторного отделения валил дым. Ларионыч потащил тело Погодки через свой люк. Я выскочил через верхний. Следом — Саша Иванов. Жуков, нагнувшись, тянул за шиворот и за единственную руку нашего заряжающего. Я тоже ухватился за плечо.