Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

— Ты прям, как «кум» на моей последней зоне, — хмыкнул Селиверстов. — Кстати, я здесь чалился, на «шестерке».

— Я в курсе, — кивнул Павел. — Я тоже из местных.

— Слыхал, — в свою очередь кивнул Циркач. — Клык и Студент — земляки твои?

— Не только. Наумыч, Грешок и Чеснок — тоже. Ты не темни, Циркач. Отвечай.

— От как судьба-то распорядилась, а! — делано удивился Селиверстов. — Воевать в родном городе!

— Не темни, говорю.

— Ладно, слушай. Нашли мы случайно провал один. Вернее, нашел его Митяй, когда во время боя прятался от обстрела. Сказал, что это не просто яма, а лаз какой-то глубокий. Ну, мы после проверили, что да как. Оказалось, что этот пролом ведет аж в шахту заброшенного метро.

— Ну, знаю про метро. Его так и не построили. Велись какие-то работы. Потом, из-за постоянной нехватки с финансированием, в конце концов, засыпали временно. Как объясняли — чтобы грунтовые воды не затопили или еще зачем, не ясно. Давно это было, лет двадцать назад, — сказал Гусев.

Жулик кивнул:

— Нет ничего более постоянного, чем что-либо временное. За двадцать лет и не почесались. Вот эту шахту мы и нашли. Засыпана она не полностью. Даже такое эта гребаная власть сделать не в состоянии. Недаром война началась.

— Ты за эту власть воюешь, Циркач, — напомнил Павел.

Селиверстов лишь усмехнулся и сказал проникновенно:

— Я за себя воюю, начальник. Только за себя. Ладно, слушай дальше. Пройти по этой шахте можно большой толпой. Дальше через штольню есть выход на поверхность, там лестница, подняться и спуститься можно. Штольня ведет в расположение опозеров на площади Революции, что перед зданием краевой администрации. Там караулы, все как положено, но штольня, что характерно, не охраняется и не заминирована, как видишь, раз мы целехонькие. Может, для каких-то целей держат, не знаю. А может, по великому российскому бардаку оставили без присмотра. В общем, если умеючи, то проскользнуть можно.

— А фонари где взяли? — поинтересовался Павел. — Как по шахте шли?

— Есть один фонарь, — опять кивнул Циркач. — Не очень мощный, правда, но все не вслепую идти.

— Ну и? — нетерпеливо спросил Лютый, в душе удивляясь бесшабашности и авантюризму уголовников.

— Ну и шаримся там у них, берем, что плохо лежит.

— Так вы воруете у них еду, когда они спят?! — поразился Павел.

— Я — вор, начальник, — на этот раз вполне серьезно ответил Селиверстов.

Лютый испытал невольное уважение к блатным, чье присутствие до сего момента он воспринимал не иначе, как с раздражением, как неизбежное зло, от которого никуда не деться. А вот, поди ж ты! Отчаянные, ничего не скажешь! И ведь не голод их туда гонит, а тот самый дух авантюризма, незнакомый большинству «нормальных» граждан, неспособных на такие поступки на деле. Максимум, что для них доступно — это книги и фильмы, что можно почитать и посмотреть в уютной обстановке. Но чтобы рисковать жизнью, как герои книг и фильмов, — тут вряд ли.

А такие, как эти уголовники, раньше становились первопроходцами. Да хотя бы та же Сибирь лихими людишками завоевывалась, что до этого на большую дорогу с кистенями выходили.

Даже баб им в крепости присылали соответствующих. Кидался клич среди баб: кто желает пойти жинкой в Сибирь, та получит пять рублей серебром. Деньги по тем временам очень хорошие. Можно было крепкое хозяйство на них поднять.

И находились желающие. Шли. Становились женами тех первопроходцев. Нередко в пьяной горячке убивали мужиков своих. За это жинок били плетьми на центральной площади и опять выдавали замуж.

Все это Павел еще до войны читал про Красноярский острог семнадцатого века.

Он покачал головой.

— Ладно. Понял я. Надо будет сходить, глянуть. Может, пригодится. Дашь фонарь?

— Дам, — согласился Циркач и добавил: — Ты Клыка усмири, начальник, чтобы людям не грубил, и сам аккуратнее со словами будь.

— А то что? — не удержавшись, с вызовом спросил Гусев.

— Пойду я, начальник, — будто бы покорно произнес Селиверстов, проигнорировав вопрос.

Он ушел, а Павел махнул рукой Клыку и Студенту, подзывая.

— Ну что? — спросил Лемешко.

Павел пересказал им все, что услышал от Циркача.

— Надо бы сходить, проверить. Может, сгодится, чую, наступление скоро.

— Сходим, — поддержал Студент. — Только как впотьмах-то идти?

— Циркач обещал фонарь дать.

— Запасливые, — проворчал Клык.

— Жалуется он на тебя, говорит, людям грубишь, — усмехнулся Павел.

— Настучал, что ли? — беззубо улыбнулся Студент.

— Предупредил, — поправил Гусев. — Так что ты, Миха, лишний раз на рожон не лезь. Блатные и без того тебя, как омоновца бывшего, не любят, а ты им масло на огонек льешь. Голову ночью отрежут — скажут, так и было.

— Спасибо за заботу, командир, — кивнул Клык. — Только и ты меня послушай. Я тебе дурного не посоветую. Ты свое дело сделал: снайпера грохнул, материалы ценные при нем нашел, начальству передал. К чему инициативу с этим ходом подземным проявлять? Все равно был штрафником, им и останешься. Никто статью с тебя не снимет. Даже с раненых не снимают — слышал?