Штрафники, разведчики, пехота

Запомнилось, как на руках катили легкие «сорока-пятки» и уничтожали пулеметные гнезда. Конечно, мощные укрепления были этим небольшим пушкам не под силу, но помощь они оказывали крепкую. Артиллеристы, как и мы, несли большие потери. С утра нас сопровождала батарея из четырех пушек, к полудню остались две. В одном месте не давал продвинуться сильный пулеметный огонь. Бил крупнокалиберный и по меньшей мере два-три обычных пулемета.

Лейтенант-артиллерист приказал выкатить орудие на пригорок. Сделали один-второй выстрел. Вдруг пушка исчезла в столбе дыма и обломков. Из каменной амбразуры стреляла 105-миллиметровая гаубица. Прямое попадание разнесло «сорокапятку». По-моему, из расчета никто не уцелел. Гаубица, молчавшая до нужного момента, вела огонь метров с трехсот. Обойти и уничтожить орудие гранатами не давали немецкие пулеметчики. Попытались выкатить последнюю «сорокапятку». Снаряд опрокинул ее. В этом месте был ранен мой помощник. Осколок пробил ему плечо, он не скрывал радости, что наконец вырвется с передовой.

Попрощались мы тепло. Все же полтора месяца в одном расчете. Но провожал я его с облегчением. Трусоватый помощник мне часто мешал, мог схватить за руки и стащить в окоп в тот момент, когда я вел огонь. Кто знает, может, он, как старший по возрасту, не однажды спас мне жизнь. А гаубицу и пулеметные гнезда разбили минометным огнем. Минометный взвод выпустил сотни полторы мин. Под их прикрытием мы продвинулись вперед, а потом бросились в рукопашную.

С меня в рукопашной схватке толку было мало. Я пристроил пулемет среди россыпи камней и стрелял, выбирая одиночные цели. В клубке сцепившихся, орудующих прикладами и саперными лопатками людей трудно было разобрать, где наши, а где немцы.

Когда я подошел, ни одного живого немца поблизости не было. Они не просили пощады, а те, кто в последний момент пытался поднять руки, умирали от выстрелов в упор и штыковых ударов. Тогда же погиб старший сержант Шахтер. Для взводного, да и для остальных ребят, это была горькая потеря.

Опытный, самый сильный во взводе сержант внушал чувство уверенности, вел за собой. Никто не верил, что его могут убить. Он и в последней схватке застрелил двоих или троих фрицев, об одного разбил автомат. Пока наносил второй удар, получил несколько пуль в упор.

Когда после боя собирались остатки взвода, младший лейтенант Кострома качал головой и повторял:

— С кем воевать буду? Не с кем!

Во взводе оставались опытные, бывалые бойцы, мало чем уступавшие Шахтеру. Они не обижались на слова младшего лейтенанта. Взводный и его помощник были не просто командир и подчиненный, а друзья. Хотя нас торопили, мы все же выдолбили в каменистой земле неглубокую могилу, завернули тело в шинель и насыпали холмик. Сверху положили каменную плиту. С Балтики дул холодный ветер и сыпал мелкий дождь. На камне торопливо выцарапали штыком фамилию, имя Шахтера и дату смерти.

Дня четыре провели на берегу в ожидании переброски на большой остров Сарема. Во взводах насчитывалось по десятку человек. Подвезли очередное пополнение. Вторым номером в моем расчете стал парнишка из-под города Лодейное Поле. Он пришел из запасного полка, где четыре месяца учился. Фамилию не помню, звали Алексей, или, проще, Лёха. Парень был шустрый, рвался воевать и допытывался, сколько немцев я уничтожил. Не знаю почему, на эту тему бойцы, имевшие на счету достаточно фрицев, говорить не любили. Считалось нехорошей приметой. Те, кто побывал на острие войны, не спешили хвалиться своим личным счетом. Разве что когда по пьянке. Но я не пил, да и на вопрос Лехи точно ответить не мог. Стрелял вместе с другими, а там разбери, кого чья пуля свалила.

— Может, десяток, — пожал я плечами, — а может, чуток побольше.

— Обманывает он, — засмеялся кто-то из старых солдат. — Василий Пантелеевич целую немецкую роту из своего «дегтяря» положил.

— Сто человек? — вытаращил глаза мой помощник. — Тебе уже давно орден положен.

— Шутки, — сказал я. — Дурацкие шутки. Так тебе немцы и будут ротами подставляться.

Ночью при сильной качке переправлялись на остров Сарема. Но корабль не спешил причаливать, мы двигались вдоль юго-восточного побережья. Впереди раздавалась орудийная канонада. В воздухе висело слово «Сырве». Полуостров, за который намертво вцепились немцы.

Полуостров Сырве был южной оконечностью острова Сарема, имел ширину три километра и около тридцати в длину. Мы знали, что в сорок первом году здесь в окружении сражался два месяца гарнизон краснофлотцев. Место для обороны было удобное: крутые берега, скалы, ущелья. Теперь на Сырве укрепились немцы. Если почти весь остров наши войска взяли в течение пяти дней, то этот узкий перешеек стал как кость в горле.