Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха»

За время скоротечной атаки люди взрослели прямо на глазах, будто заново рождались на свет, выламываясь из ребячьей скорлупы своих страхов. Это вовсе не означало, что они вмиг становились бесстрашными героями, которые, вылупив неморгающие очи, перли на вражеские пулеметы. Нет, они просто вырастали из своего страха, как из штанишек, и становились мужчинами. Становились солдатами. А солдату мало выжить самому. Он должен прикрыть товарища и убить врага. Да, это главное. Здесь межа, которая разделяет мужчину и труса, и ее не перешагнуть и не перепрыгнуть. Трус жаждет только одного – «я должен выжить» – любой ценой, во что бы то ни стало. Только это я, я, я у него в голове. А для солдата своя жизнь не самоцель. Это залог того, что он будет и дальше хорошо делать свою тяжелую работу: убивать врагов. Для этого все средства хороши: ты можешь отмеривать семижды семь раз, быть осторожен, хитер и даже коварен. Ты даже можешь быть боязлив. Но только при одном условии: если все это для того, чтобы враг был повержен наверняка.

– Замкомвзвода говорит: минометчики… – протянув грязной ладонью по шмыгающему носу, продолжил Курносик. – Товарищ Липатов просит помочь…

– Липатов на правом?.. – не выдержав, с удивлением, риторически переспросил Аникин. – Ладно, давай, лейтенант, обратно к ним. Скажи: идем на подмогу…

– Вас понял… на подмогу… – повторил Куроносенко, тут же бросившись прочь от воронки, в глубь леса. Оттуда доносились выстрелы. Перестрелка усиливалась.

– Ладно… – проговорил Аникин, оглядываясь назад. Габаритные огни «самоходок» все так же плыли вдали, обозначая движение колонны. Значит, штрафников бросили на ликвидацию явившихся из лесу немцев, а основные силы, отстрелявшись, двинули по своему маршруту. И никакой серьезной поддержки в виде танков, «сушек» или хотя бы одной артиллерийской батареи не предвидится. И на том спасибо. Эти несколько снарядов, вовремя выпущенных по опушке экипажем лейтенанта Романченко, свое дело сделали.

XVII

Аникин еще раз глянул на жуткую картину в глубине воронки. Да, если бы не точное попадание орудия «сушки», он и его люди могли вот так же валяться где-нибудь на подступах к этой опушке. Дай бог здоровья «самоходчикам», а то неизвестно, сколько бы их фашисты своими очередями мурыжили.

Люди Шевердяева и Затонского, прорвав оборону фашистов на флангах, обогнули пулеметное гнездо слева и справа. Они могли встретиться там, впереди, наткнувшись на немецких минометчиков. Наверное, штрафники и там задали фашистам жару. Обстрелы колонны из минометов прекратились, минного рева уже не слышно.

Потому Липатыч и мог оказаться на правом фланге. Двигались с левого фланга и по инерции, на кураже рукопашной и инерции наступления залезли в сектор Затонского. Это хорошо, что замкомвзвода там. Когда Аникин узнал об этом, на душе у него стало спокойнее. Но все равно, времени терять нельзя. Ведь политрук четко сказал: они просят помощи.

– Кокошилов… – по-командирски окликнул Андрей бойца, возившегося возле мертвого немца с обезображенным лицом.

– Да, товарищ командир, – как будто застигнутый врасплох, резко приподнялся тот. – Табак у немчуры искал, товарищ командир… Страсть как курить охота…

– Знаю я твой табак… – резко отозвался Аникин. – Бегом пройди левую сторону. Кого из наших найдешь – всех веди в лес.

Андрей показал рукой направление. Оттуда доносилась беспорядочная пальба.

– Вас понял, товарищ командир… – быстро взобравшись по скату и даже не запыхавшись, бодро ответил боец. – А вы как же один?

– За меня не боись… – ответил старший лейтенант. – Я правую сторону беру и двигаюсь туда же…

XVIII

Проверив свой ППШ, Андрей закинул планшет за спину и бегом, огибая стволы деревьев, бросился вперед. Он на ходу забирал вправо, стараясь вслушиваться и всматриваться в темные силуэты сосновых стволов. Ноздри его вдруг ощутили, как завеса гари и пороховой вони уступила позиции насыщенному сосновому духу. Легкие невольно втянули глубоко в себя этот целительный запах, который показался таким неожиданным, что на миг опьянил комвзвода.

Именно в этот миг он уловил звук, раздавшийся в темноте. Этот звук сразу отрезвил Аникина, вспугнув ощущения, нахлынувшие вместе с ароматом соснового леса. Тихо, но отчетливо лязгнул передернутый затвор.

– Эй, кто здесь?.. – спросил Андрей, вглядываясь в темноту. Указательный палец на курке напрягся, и он сделал шаг влево и прижался к стволу дерева. Небритая щека ощутила чешуйчатую, прохладную поверхность сосновой коры, терпкий смолистый дух, исходящий от нее.

– А кто це?.. – вдруг раздался сдавленный, напряженный голос. Андрей вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что спросили над самым его ухом. Где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки. Значит, свои…

– Старший лейтенант Аникин… – стараясь говорить твердо, выдохнул Андрей.