Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране

В чем Л.И. Лазарев увидел здесь «цинизм»? На войне, как хорошо известно ему, фронтовику, у каждого свое дело. Один ведет огонь, другой подвозит боеприпасы, кто-то держит оборону на передовой, а кто-то должен бороться с преступностью в войсках, ловить тех же дезертиров или выявлять вражескую агентуру. Разве не возмущался бы (и правильно делал), скажем, командир артиллерийского или танкового подразделения, если бы его подчиненных поставили в пеший строй? Конечно, в бою бывало всякое, подчас и танкисты, артиллеристы, летчики шли на фашистов с обычной «трехлинейкой», штыком, а то и саперной лопатой. Но это в исключительных случаях. Зачем же возводить это в норму?

Но наше главное возражение Л.И. Лазареву все же в другом, а именно: уместно ли вообще говорить о заградотрядовцах как карателях? Звучит хлестко, но крайне несправедливо. Писатель именует карателями тех, кого (см. выше) сами командармы того же Сталинградского фронта считали лучшими, наиболее достойными воинами и именно из них по приказу командующего фронтом В.Н. Гордова комплектовали заградотряды.

А как Л.И. Лазарев оценит случаи, когда бойцам РККА приходилось задерживать бегущих энкаведешников? Кто здесь «каратель»? Приведем фрагмент донесения начальника ОО НКВД Сталинградского фронта старшего майора госбезопасности Н.Н. Селивановского в НКВД СССР от 16 сентября 1942 г.: «Заградительным отрядом особого отдела 62 армии с 13 по 15 [сентября] задержано 1218 человек военнослужащих; из них расстреляно — 21, арестовано — 10, остальные направлены в свои части. Большинство задержанных относятся к войскам 10 дивизии НКВД и связному полку 399 стрелковой дивизии, который был брошен на поле боя командиром и комиссаром полка»^{161}.

В семье, как говорят в народе, не без урода. В июле 1942 г. 10-я дивизия НКВД сама осуществляла заградительную службу в тылу отходившего Юго-Западного фронта, много сделала для наведения порядка в прифронтовой полосе, затем активно участвовала в оборонительных боях за Сталинград, проявив отвагу и геройство. 2 декабря того же года дивизия будет награждена орденом Ленина и получит почетное наименование «Сталинградская»^{162}. Но, как видим, и в ее рядах при особо строгом отборе личного состава встречались слабые духом. Их-то и задерживали армейцы из числа заградотрядовцев.

Из отборных бойцов формировались заградотряды и на других фронтах. Например, как доносил в Главное политическое управление РККА начальник политического управления 3-го Прибалтийского фронта генерал-майор А. А. Лобачев, «личный состав заградотрядов подобран из лучших, проверенных бойцов и сержантов, участников многих боев, награжденных орденами и медалями Советского Союза В 21-м заградотряде 67-й армии из 199 чел. 75 процентов участников боев, многие из них награждены»^{163}.

Хочется надеяться, что читатели уже смогли убедиться, в чем состояли функции заградительных отрядов, и разделяют мнение автора: репрессии были далеко не главным средством наведения порядка в войсках. Но так же очевидно, что дезертиров, перебежчиков, мнимых больных, самострельщиков и тому подобную публику заградотряды не жаловали. Доводилось — и расстреливали перед строем.

И вот что интересно: знают ли «правдоискатели», ужасающиеся от жестокости такой меры, иной способ предотвратить паническое отступление? Сомнительно.

Примечательно размышляет по этому поводу маститый фронтовик И.Г. Кобылянский, воевавший с 1942 по 1945 г.: «Попытаемся представить себе состояние и поведение людей на переднем крае в момент, когда противник начинал атаку. Даже самые храбрые и стойкие, ведя огонь по наступающим, боковым зрением контролируют происходящее слева и справа от них: здесь ли товарищи по оружию, не опустели ли их окопы, не остаюсь ли я в одиночестве, обреченный на верную смерть или плен... Как же поступал солдат, обнаружив, что его сосед, а тем более — двое, убежали в сторону тыла? За очень редкими исключениями — пускался за ними. Так начиналась цепная реакция панического отступления, которое, кроме как открытой угрозой смерти, не остановить. Очень часто "драп-марш", родившийся от трусости одного или нескольких человек, оборачивался гибелью несравненно большего числа людей. Я убежден, нет ничего страшнее (и заразительнее) начавшейся паники (не только на фронте), если она потенциально может охватить множество людей»^{164}.

Фронтовик припомнил случай, когда во время одного из боев за освобождение Донбасса в август 1943 г. ему самому пришлось предотвращать панику. На позиции батальона пошли в атаку немцы. Подчиненные И.Г. Кобылянского уже были готовы открыть по ним огонь из орудий, когда увидели группу солдат, бегущих в сторону огневых позиций. Они не только перекрывали направление стрельбы, но и могли увлечь за собой находившихся в обороне. В страхе потерять пушки, до предела обозленный, мемуарист выхватил пистолет и, стреляя вверх, бросился навстречу паникерам. Его порыв поддержали вооруженные автоматами командиры орудий и несколько солдат.