Штрафники вызывают огонь на себя. Разведка боем

– Эй, парни! Есть еще кто живой из ваших?! Помощь нужна?! – окликнул их Адлер, потом еще раз, громче.

Но они шли с потерянными, как не от мира сего, лицами, никак не реагируя на вопросы Адлера. И все, происходящее вокруг совсем потеряло для них интерес и смысл. Один из танкистов стянул с головы наушники с перебитым проводом радиостанции. Из его ушей тонкими струями сочились алые струйки крови.

– Э, брат, так до них не докричишься… – тяжело выдохнул Рольф. – Они контуженые… Наверное, шарахнуло по корпусу или по башне…

Траншеи, из которых наступавших стрелков контратаковали мадьяры, оказались совсем близко. На флангах, в зоне наступления второго и третьего взводов, вспыхнула стрельба, которая так же быстро затихла.

Изрядно поредевшая рота спешно занимала опустевшие лабиринты линии обороны. Здесь действительно все было оборудовано по последнему слову фортификационного искусства. Только брустверы, амбразуры и ДОТы были теперь нацелены по ходу движения стрелков, на юго-восток, туда, куда отступили русские танки.

* * *

– Наверное, она и есть… – произнес Адлер, осматривая брошенный прямо у стенки бруствера вещевой мешок.

– Кто она? – безразлично переспросил Хаген. Он обессиленно опустился на корточки, прислонившись к обитой досками стене окопа. И как это он еще мог держаться на ногах? Сейчас Отто чувствовал, что неспособен будет пошевелить пальцем, чтобы защититься, даже если враг наставит на него автомат.

– Одного не пойму… – отозвался Отто. – Какого черта на нас полезли эти венгры? Они же воюют за нас.

– Думаешь, я что-то понимаю? – сквозь зубы процедил Рольф, но тут же развеселился, вынимая из мешка консервы. – Хм, смотри, тут суповой концентрат и тушенка. А вот полбуханки хлеба.

– Я слышал, что они готовились сдать Будапешт русским. Так бы и произошло, если бы в город вовремя не вошел наш гарнизон. Многие венгерские части перешли на сторону Иванов. Я слышал, как оберфельдфебель Кох об этом распространялся… Конечно, мадьяры переметнулись не таким скопом, как румыны… Но какая, черт возьми, разница?… Всем этим союзникам цена – тридцать сребреников.

– Да, русские не сильно жалуют своих новоиспеченных союзников… – заметил Хаген. – Русские танки отступили, даже не попытавшись поддержать контратаку мадьяр огнем.

– А я по этому поводу не очень расстроился… – весело проговорил Адлер. Он уже с удобствами разместился, усевшись на мешок, и в два счет вскрыл ножом консервную банку с тушенкой.

– Признаюсь, я даже благодарен ненавистному Ивану за этот поступок… – рассуждал Рольф с набитым мясом ртом. – Должна же у меня, наконец, появиться минутка для того, черт возьми, чтобы немного пожрать. А, Отто? Как мыслишь? Давай, присоединяйся… У этих венгров, будь они неладны, неплохая тушенка…

Глава 3. Прорвать кольцо!

I

– Товарищ командир, товарищ командир…

Возле плеча Аникина возникло облепленное земляными крошками лицо Талатёнкова.

– Чего тебе, Телок? – спросил Андрей.

– Юнусова… – начал было Егор, но тут же уткнулся лицом в щебень железнодорожной насыпи.

Рев минометных мин снова разорвался чередой взрывов, слившихся в один несмолкающий грохот. Насыпь и пространство за спиной первого взвода трясло минуты две. Как только смолкло, Телок как ни в чем не бывало откашлялся и продолжил:

– Так это… на чем я остановился… Товарищ командир, Юнусова ранило. Осколком – в ногу…

– А ты не знаешь, что делать? – прокричал Аникин. – Отправляй его во второй эшелон!

От несмолкавших разрывов у него заложило уши. Андрею казалось, что он говорит еле слышно.

– Так это, он не может… самостоятельно… – произнес Талатёнков.

– Чего ты мямлишь себе под нос? – закричал Аникин. – Громче можешь говорить, чтоб тебя? Громче говори…

– Я говорю, не может он своим ходом… – почему-то с виноватым видом прокричал Талатёнков.

– Да слышал я… – раздраженно ответил Андрей. У него сильно болела голова и уши. – Что ты хочешь, Телок? Чтоб я его на себе в медсанбат оттащил?

– Так санитаров нету, товарищ командир… – растерянно, но громко ответил Талатёнков. – Минут десять назад потащили Пташинного и Усольцева… А вы же сами отдали приказ: никому, кроме раненых, насыпь не покидать…

– Он и сейчас действует, этот приказ… – морщась от боли, прокричал Андрей. – Понял, Талатёнков?! Так что ты не рассчитывай под видом сострадательного бойца убраться с позиций!

Он снова вжался в щебень, пережидая град мин, с ревом обрушившихся на позиции, где залег его взвод.

– Рана серьезная? – спросил он, когда отшумело.

– У кого, товарищ лейтенант? – не понял Талатёнков.

– У кого… – озлился Аникин. – У тебя, вижу, башка всерьез повреждена… У Юнусова… Что с ногой?

– А-а! У Юнусова?! – обрадовался, догадавшись, Талатёнков. – Да нет. Кость вроде цела, артерия не перебита. А ступить не может. Орет, чуть станет. Мышца, видать…

– Я ему покажу мышцу… Пусть ковыляет сам, как хочет. Хоть по-пластунски, на здоровом боку. Там его санитары подберут. Все, кто цел, остаются на позиции… Понял?

– Так точно, товарищ командир… Товарищ Аникин…

– Чего тебе еще?… – крикнул Андрей, уже не сдерживая раздражения.