Штрафники

Окончательно расстроил помпадура Навозного Ямуцки Прынц. Его воспитатель Хабибула опубликовал в санкт-петербургском "Домострое" сочинение. Подвел их Прынц-идиот под монастрь. Заключил свои путевые интервью так: "Один город езжали - один помпадур стричал, другой город езжали- другой помпадур стричал... Ай-ай, хорошо здесь! - говорил Прынц. Народ нет, помпадур есть. Чисто... Домой езжал, риформа начинал. Народ гонял, помпадур сажал, риформа кончал..." На какие мысли это наталкивает?! Ужас!

И вот в ту самую трагическую минуту, когда Его Превосходительство считал, что погиб, он прочел: в версальском национальном собрании образовалась партия, которая на развалинах любезного отечества водрузила знамя "борьбы". Тут-то он понял, в этом спасение. Он объявит себя ЛИБЕРАЛОМ БОРЬБЫ.. И станет бороться, не щадя живота своего. И тогда ничего не нужно понимать, не нужно ни фактов, ни корней, ни нитей, что можно с пустыми руками, с одной доброй волей начать дело нравственного возрождения России. На страх врагам! И вдруг, неожиданно для самого себя, затянул дискантом: "Zwon popeta razdawaiss!" Генерал! - окликнул он несколько оторопевшего шефа жандармов. - А ведь как хорошо это для нового ГИМНА РОССИИ, а? Гимн торжествующего либерализма!

Часть 2.

"ГОСПОДА ТАШКЕНТЦЫ". "Просветительный" бросок на юг.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

- "Петербург погибал! Петропавловская крепость уже уплыла... Последний оплот! Это было зрелище ужасное: куда ни оглянись - везде дыра... Публицисты гремели...

Все чувствовали, что надо вырвать "зло" с корнем, все издавали дикие вопли... В чем заключалось зло?.. Об этом никто себя не спрашивал, не рассуждал.... Чувствовалось одно: что минута благоприятная... одна из тех минут, к которой можно приурочить какую угодно обиду, и никто в суматохе ничего не разберет и не отличит. Если ТЕПЕРЬ упустить минуту?.." Но делать то что?!

А ведь Век начался хорошо.

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД.

Снова сокрушающий все паводок. Но совсем иной. Волны пехотинцев в выгоревших гимнастерках, с царским гербом на фуражках и панамах, волна за волной, волна за волной "заливаюющие экран", бегут - объектив опускается... - бегут по огромной карте Закавказья и Средней Азии. Горят точки крупнейших городов.

Еривань, Нахичевань, Чикмент, Алма-Ата. Ошеломивший мир паводок как бы настигает, захлестывает их, и светящиеся точки, одна за другой, гаснут. Гаснет Еривань, гаснет Нахичевать. Бурлящий поток тушит Бухару, Ашхабад, все городки возле Аральского и Каспийского морей. Девятый вал хлещется у Гималаев, но и ему Гималаев не преодолеть. Последними гаснут пограничные Хорог, Куляб, Кушка ...

Пожелтелые листки. "Вестник Санкт Петербурга 1828 года." Еривань- это освобождение единоверцев. "Нахичевань - выпрямление границы с Персией" "Показали Персии кузькину мать!"...

Поток хлещет и хлещет и... продолжался, как самая распространенная песня тех лет: "На Влтаву, на Драву, на синий Дунай!"

Клики мальчишек- продавцов газет: "Белый Царь уже под Ташкентом?"

"Так взяли Ташкент или нет? Вроде бы вот-вот..."

И вдруг: "Поражение русских войск от туркмен при Геок-тене" (1880-е)

Что такое?

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Старик-профессор в генеральской форме вошел на кафедру... сосредоточился на минуту в самом себе и продолжал: "СТОЯ НА РУБЕЖЕ ОТДАЛЕННОГО ЗАПАДА И НЕ МЕНЕЕ ОТДАЛЕННОГО ВОСТОКА, РОССИЯ ПРИЗВАНА ПРОВИДЕНИЕМ..."

По временам мною овладевали движения совершенно бессознательные. Я вскакивал с места и бежал вперед, сам не зная куда. Куда? Сомневаться не приходилось - призвана провидением!..

Будь у меня в руках штоф водки, я был бы способен в одну минуту процивилизировать насквозь целую палестину! Я чуствовал, что во мне сидит что-то такое, чему нет имени... или нет! Это ужасное имя есть и называется оно - разоренье! Неоткуда ничем раздобыться... Ничего у меня не осталось, кроме ужасного аппетита!

Жррррать!

И вдруг я услышал слово, которое сразу заставило забиться мое сердце.

- Таш-кент! Таш-кент! ... Жрррать! - мой школьный товарищ произнес это слово бессознательно, в порыве отчаяния...

Я прогорел, как говорится до тла. На плечах у меня была довольно ветхая ополченка. Кроме голода и жажды, ничего! На последние деньки взял себе место в вагоне третьего класса, чтобы искать счастья в Санкт-Петербурге. В Петербурге этот возглас был повторен Пьером Накатниковым - моим старым товарищем по школе. Он уже в чине штатского генерала. Занят организацией армии цивилизаторов и вербует охочих людей. Отправляет их целыми транспортами куда надо...

Как видим, никто не "стоял на рубеже" активнее, чем Накатников. Естественно, я к нему.