Штрафники

Похоже, тут мыкало горе строптивое православие...

Владимир Питиримович подтверждает:

- Было!.. Архиерей сосланный жил. Одичал вовсе. Почище Робинзона... Пятница какой-то объявился, за ним погоня была. Чтоб не нарушал, значит, стариковского покоя... - И тише: - Второе крещение на Руси, действительно. Только странное: отдельно священники, отдельно - паства. Селекция... - И поглядел вдаль как-то окаменело-горько.

Горечь оставалась в его глазах даже тогда, когда он зачастил вдруг веселой скороговоркой:

- Остров Тетка!.. Остров Дядька!.. Петькин камень!.. Отмель Ванька полощи мотню...

И снова вполголоса, когда пошли названия-проклятия:

- Речка Глотиха... Пристань Ворогово... Кулачество сюда сгружали. Как класс. С детьми. Они помнят добро. Помнят... Если в форменной фуражке, от парохода далеко не ходи...

...На вечерней заре проплыла мимо добротная, с царских времен, казачья застава. Село-перехват. Бегунов стрелять... Черепичные крыши. "Дюральки" с навесными моторами.

- Атаманово... Казачиновка, - ронял Владимир Питиримович. - Бывший страх...

Над палубой захлопотали уже не только пауты. Синички. Синебрюшки. Точно в весну входили.

Теплынь...

То теплынь, то как прохватит! Губы синеют.

Владимир Питиримович пригласил меня вечером поужинать с ними. Я попросил сменившегося рулевого показать мне буфет. Бутылку коньяка купить. Он провел меня по крутым трапам. В буфете первого класса - пусто. Прошагали через весь пароход, в ресторан второго класса. Официантки зевают. "Всё вылакали, - говорят. - Гороху хотите?"

- Айда в третий класс! - сказал рулевой. - У меня там свояченица. - И, не оглядываясь, запрыгал козлом по крутизне окованных трапов.

Я помедлил. Потоптался. И - кинулся за ним. "Была - не была..."

Быстро прошел через шумный "амбар". Дым коромыслом. Карты шмякают с остервенением. Двое стриженых - голые. Один даже без трусов. Полотенцем прикрылся. На полотенце пароходный штамп. А то, похоже, и его б проиграл...

Сидят на полке, как на полоке, в бане. Только что без веников. На меня даже глаз не подняли. Впрочем, один скользнул взглядом. Но как по бревну.

И тут я впервые подумал: "А может, разыграл меня геолог?.. Видит, в городских ботиночках, руки белые - почему не плеснуть горяченького?..

На обратном пути я заставил себя задержаться возле солдат, спросил про брошенного мужа. Как он?

- Дрыхнет, дитятко. Любовь свою доказал, и дрыхнет, - весело бросил кто-то, сдавая карты, а тот, с наколками на груди, добавил со своей верхотуры, пьяно, но миролюбиво: - Так ведь вроде как на свободу вырвался...

На мостик я поднялся успокоенный. Ночью ставен не опускал. Утром проснулся радостный. Как в детстве, когда рад без причины... Только потом вспомнил, почему так легко на душе... В рубку не поднялся. Зачем надоедать?..

Побродил по палубе. Посидел. Нет, долго не посидишь. Над головой металлический репродуктор.

Ощущение такое, что лупят пустым ведром по голове... Ушел от него подальше.

Вода розовая. Тянет сладким запахом разнотравья. Рыбаки в брезентовых накидках на "дюральках" - все чаще и чаще. Когда пароход приближался, они заводили мотор и - в сторону. Один из рыбаков торопливо достал со дна лодки удочку и дважды, демонстративно, закинул крючок.

Я услышал за спиной чье-то дыхание. Оглянулся. Нина. Смотрит себе под ноги. Губы прикушены упрямо, чувствуется, пытается преодолеть смущение.

- Белорыбицу ловят, - сказал я шутливо.

- Вот именно... - Она усмехнулась уже без робости. Уголком губ. Как всегда. И тихо: - Можно вам задать вопрос?.. Вчера не решилась: не застольный он...

Не любит Володя за столом углубляться. Петь любит... Правда, у него абсолютный слух?

Мы отошли подальше от пассажиров.

- Вот что... Для меня, историка, Енисей - демографический срез России. И социальный. И психологический. Все тут завязалось в один узел... На Енисее селятся триста лет. Ловят рыбу, солят, вялят... И вдруг - запретить! Ни вершей ловить нельзя, ни переметом. Только удочкой... Но удочкой семью не прокормишь... Кто рядом с Игаркой, на лесную биржу подались. На лесопилки. На сплав. А остальным как жить?.. Рыбнадзор отбирает снасти, штрафует. Целый аппарат брошен против мужика. Мужик выходит против рыбнадзора с топором. С охотничьим ружьем. Тут бывает такое... Вот в Ворогове недавно... - Она подробно рассказывает о том, что было в Ворогове. Щеки ее горят. В голосе - удивление и ужас: - ...Самосуды, самосуды... А что такое рыбнадзор? Кто они? Кроме красноярских начальников... Крестьяне против крестьян...

- По-видимому, рыба... - начал я глубокомысленно.