Штрафной батальон

— Спасибо, вы добрый. Но цветов не надо. И ничего больше не надо. Ничего! — скользнула в воду и уплыла.

— Знаю и сам, что не надо, но не могу отстать от вас!

Она не оглянулась, наверное, не слыхала. Несколько дней я ее не видел, а на командира поглядывал настороженно, ожидая вопроса. Он не переменился ко мне, но однажды наши глаза скрестились искоса, по-волчьи, и я не опустил глаз. Не было за мной вины, чтобы прятать глаза.

Наталью Алексеевну я подкараулил вечером. Было сумрачно на берегу и пустынно, ни одной души. В тучах оранжевая щелка и в реке такая же полоса. Я уже отчаялся дождаться, а тут вот-вот дождик пойдет. Наконец спускается она с ведром по косогору. Подлетел я, схватил за руку, а ведро упало и покатилось. Я за ним бегом. Подхватил уж внизу, у самой воды, а Наташа просит:

— Зачерпните, пожалуйста, подальше. У берега всю взбаламутили за день.

Разделся, зашел далеко, зачерпнул, несу на плече, а она на косогоре сидит, колени юбкой обтянула и посмеивается:

— Поостыли?

— Нет, — отвечаю, — не остыл и не остыну.

Махнула рукой, дескать, полно врать, и говорит:

— В вашем возрасте это бывает. Блажь! Ничего, пройдет.

Я свое:

— Не пройдет!

— Да зачем я вам? Жена есть.

— То-то и оно. Не было бы, я по-другому разговаривал бы.

— Поставьте ведро на траву и окунитесь еще разочек.

Окунулся. Она говорит:

— Мне тридцать два года. Вы знаете?

— Новость какая. Да хоть сорок, — заявляю я из воды.

Не успел я одеться, ушла она — и не догнал. Но с того дня стали мы вечерами встречаться. Как стемнеет, идет она по воду, а я вдоль речки вышагиваю, наберу ей воды и несу. Пока идем, беседуем, так, кое о чем. Мне все едино, лишь бы слышать ее голос и как она смеется.

Август кончился. Злюсь я на себя, сколько времени провел, а чего добился? И сам себе говорю, что ничего мне от нее не надо, только видеть бы каждый день. А она со мной шуточки шутит или как? Спросить ее? А как спросишь? Вдруг совсем потеряешь? И решил, пусть все идет как есть. Не все ли равно, что у нее на уме, была бы рядом, и ладно. Но спустя неделю не сдержался, взял ее за плечи, смотрю в глаза, выкладываю:

— Я для вас мальчик? Играете со мной? Другой на моем месте знаете как поступил бы? А я боюсь пальцем дотронуться. Как щенок перед вами хожу. Исчезаю, когда прикажете. Скажите, что не прав, что самую капельку вы меня любите!

До чего же хотелось услышать от нее это слово, и оно могло расколоть судьбу мою надвое.

— Мужа я люблю, — ответила она глухо, обреченно.

Руки мои разжались, отступил я на шаг:

— А сюда зачем ходите? Развлекаться? Мальчика дразнить?

Она головой покачала, смотрит, как в омут:

— Глупый. Вы перешли мне тропинку однажды. Помните? Портупею застегивали, бежали на службу, как на свидание. Взглянули на меня. Я вслед вам долго смотрела и думала: вот прошел красивый парень и кому-то счастье в своих глазах пронес. Мне такого не принесут.

— Наташа! — шепотом заорал я. — Это же я о тебе думал!

— Постойте, — отстранилась она. — Слушайте все. Три года назад мне изменил муж. Было это для меня как конец света. А до этого времени — пять лет — я верила, что наше супружество — хрустальный дворец. Обрушился он, разбился, и не во что стало верить. И когда я поняла, что не умею ни разлюбить и ни простить, то пообещала мужу отплатить тем же. Моя измена уравняет нас, и жить мне станет легче. Обещания своего я не выполнила. Но вот встретила вас и испугалась. За вас. Вы имеете все: молодость, детей, жену. Неужели же захотите стать орудием мести?

— Орудие! — ухмыльнулся я. — Что-то деревянное или железное, равнодушное. А я живой! И вы нужны мне. Вы! Но я не понимаю вас. Нельзя любить человека, который наплевал в душу. Вы не любите его. Удивляетесь? Возможно, в своих рассуждениях вы найдете другое слово, но это не любовь. Он не достоин. Вы меня любите. Меня! Насмешил? Иначе вы не ходили бы сюда. Но вы боитесь раскрыть свое чувство. Не верите себе самой. И мне. Но я подожду. Я терпеливый.

Однако терпения у меня не хватило. После того разговора не видел я Наталью Алексеевну дней десять, находился в городе по делам. Жена рада, сына мне расхваливает, да какой он понятливый, да какой веселый. Дочка от колен не отходит, я счастлив снаружи, доволен, как и положено, а душа в клочья изорвалась. Не чаю, когда же закончится растреклятый ремонт казармы, чтобы мне в лагерь вернуться. Возвратился наконец и с ходу узнал, что Деркачёв отбыл в инспекторскую командировку. Значит, Наташа одна!

Бегом бежал я через лес, свистел и дурачился, как леший. Сентябрь уже прошелся по деревьям, осень пылала и золотилась, а теплынь стояла — как летом. Пахло грибами, первым прелым листом, и на душе сладко щемило. Лишь стемнело, закружил я у знакомой мне палатки. Удерживал себя, хлестал обидными словами и летел бесповоротно, неудержимо, словно мотылек на огонь, но жар был во мне самом.