Штрафной батальон

— И сукин же ты сын, Витя, — обругала его спокойненько Никитична, горестно улыбнувшись и покачав головой, продолжая бережно держать оттопыренную левую руку с прижатыми к ладони пальцами, будто болели они. — Кто тебя выхаживал в госпитале? Честные ай нечестные? Вот Геннадий Катеринин в грудь был раненный, волокла его на себе девушка, санитарка, махонькая сама, а тащила эдакого мужика. Сделала она ему перевязку, уложила в овражке и пошла обратно, чтобы другого какого раненого в этот ложочек перетащить. А ее и убило осколком сразу насмерть. Да за что же ты эту ангельскую душу нечестной обзываешь?

— Евдокия Никитична, ну ты вовсе постарела, шуток уже не понимаешь. Я же нарочно!

— Не смей! Не простится тебе такой грех. А ежели какая из них походной да полевой женой стала, так возле смерти эти походы, по самому ее краешку. Чего же ждать, коли полюбила?

— Верно, Никитична… Справедливо говоришь, — кивала Марья. — Мы с Сергей Саввичем какой хошь снохе были бы рады, какую бы Андрей ни привез… — И опять заплакала: — Не при-и-и-везет, и внучков у нас не бу-у-дет…

— Андрей твой женился бы на Нинушке Антиповой. Помнит она его до сих пор. Вишь, бегает к вам часто.

— Спасибо ей, заходит. Не забывает нас, старых сирот. Только и радости нам осталось, что на нее полюбоваться да с ней об Андрее повспоминать.

— Наговорился, Витя? — спросила мать, входя на кухню. — Мы с отцом уже стол накрыли. Не богато, не так, как ты привык питаться у генерала Травкина…

— Обыкновенно я питался у Травкина, — прервал ее Виктор, поняв, что сказала мать не для него. — Супом и кашей питались мы с Травкиным! — И, захромав от злости сильней, направился в комнату.

— Погоди, Витя! — крикнула вслед Никитична, заметив его смущение и сочувствуя ему. — Ты же нам еще не порассказал, как воевал, какие видал страсти. Про суп и кашу мы и сами знаем. А ты похвались, какую награду заслужил от генерала.

— Как это Константин Константинович наградил бы своего собственного племянника? — услыхал он раздраженный голос матери. — А что завистники скажут? Витя наш служил за одно только спасибо. Но мы не в обиде. Надо уметь понять и генерала. Я лично понимаю.

— Папа, позови, пожалуйста, мать сюда. Она там Никитичне черт знает что порет, — попросил Виктор отца, и разговор, который мог произойти позже, состоялся сразу же по прибытии единственного сына Курносовых, их гордости и надежды, домой.

Накрытый праздничный стол, тесно уставленный бутылками и закусками, сверкающий хрусталем, делал совсем не страшной отцовскую речь, произносимую к тому же шепотом.

Стеклянная дверца буфета, расчерченная ромбиками, блестела по граням радужными полосками. «Ого, — подумал Виктор, — скоро четыре часа, пора бы наконец и пообедать!» И посмотрел не на часы, а на буфетную дверцу. Окна Курносовых выходили на запад, и солнечные зайчики начинали скакать по комнате часов с трех, а в четыре уже надо было задергивать занавеску, спасаясь от слепящих лучей. Мать подошла к окну и потянула шнурок. Комнату залило уютной оранжевой полутьмой, с которой никак не вязался грозный шепот отца и обиженное, надутое и постаревшее лицо матери. Она скорбно поджала губы, и щеки ее упали к подбородку, а глаза, обращенные не на супруга, а куда-то вдаль, наполнились слезами досады.

— Как вы додумались? Как вы посмели? — шипел отец, и от этого шипения будто раздулся, стал толще, круглее. Он вертел лысой блестящей головой, переводя гневный взгляд то на жену, то на сына. — У тебя, наседочка, воистину куриный ум. Ты же рисковала не только Витькой, но и мной! Моим положением и честью.

— Коля, ты мне это уже говорил.

— Пусть теперь он, безмозглый, послушает. А вдруг бы нашли? Пойти на такой идиотский риск. Ведь Константин мог бы отозвать Виктора и с передовой.

— Мог бы и не успеть, Коля! Мы говорили с тобой об этом, когда ты приехал, и ты согласился со мной, что с того света и генерал не отозвал бы…

— Гм… Возможно, ты права. Но весь этот финт следовало проворачивать с большим умом.

— Где же его было взять, Коля? Я у тебя всю жизнь из дур не выхожу! — всхлипнула мать тоже шепотом.

Виктор терпеливо ждал обеда, понимая великодушно отца, главу семьи. Надо дать ему выговориться, исполнить отцовский долг. Но самого Виктора уже не пугала грозная беседа.

— За каким чертом ты притащил к матери под подол еще и чужого парня? Зачем тебе понадобился лишний свидетель?

— Он соучастник, папа, — поправил Виктор. — И он погиб. Я запрашивал. Лейтенант Лагин А. М. не числится в списках среди живых. Перестанем ворошить старую пыль, папуля. Знаю, виноват, но я же исправился и прибыл домой честь по чести. Орденов не привез, извини, но зато сам явился живой и целый. Чем ты не доволен?

— Это точно, что он погиб? — голос отца смягчился, глаза просияли.

— Точно. Я же говорю тебе, что запрашивал.

— Уже четыре! — громко и звонко напомнила повеселевшая мать. Коля, позвони им!

Но в дверь постучали и крикнули:

— Курносовы, к телефону!

Отец вышел, степенно доложил:

— Курносов на проводе, — и заговорил любезно, приветливо, приглашая кого-то.