Штрафной батальон

Посылал Виктор запрос в конце войны тайком от генерала. Пекся не о судьбе своего друга, а о том, как самому дальше жить, бояться или нет. Ответ его успокоил. «Мир праху твоему, Шурик», — сказал с облегчением и перестал думать о Лагине.

Аврора Алексеевна о том времени, когда ей на три дня пришлось покинуть свое жилище, молчала. Но Виктору порой казалось, будто маленькие ее глазки жалят его. «Ага, Витя, а что я про тебя помню!» Он горбился и ждал напоминающих о его позоре слов, но их не следовало, однако он не привык к ядовитым Аврориным взглядам, таящим презрительную насмешку, и спешил угодливее и льстивее улыбнуться ей, и она отвечала таинственной улыбочкой единомышленницы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В то утро, которое вышибло из-под ног землю, он пел, подтягивая беззаботно отцу. Брызгались они на кухне под краном, смеялись оба, радуя мать, а она при открытых дверях накрывала к завтраку стол. Было воскресенье, соседи друг за дружкой сновали по коридору, и редко кто не бросал взгляд на Калерию Ивановну, картинно, будто на сцене хлопочущую у стола, на посуду еще царских времен. Чашки настоящего фарфора, вазы настоящего хрусталя.

Отзавтракав, молодые Курносовы пошли пройтись по бульвару. Калерия Ивановна, проводив их степенно до двери, сладенько протянула:

— Папочка, собирайся, пойдем и мы.

— Зачем мать устраивает эти представления? — спросила Нина у мужа, закрыв на лестнице за собой дверь.

— А пусть, такая она сроду. Не переделаешь уже ее, — ответил Виктор и вернулся к разговору за завтраком. — Давай в это лето поедем на море? Я тоже ни разу на юге не был и моря не видел. Лишь бы отпуск мне дали в одно время с тобой. Меня записали на сентябрь. Может быть, и ты возьмешь в сентябре?

— Как же, Витя? Ты забыл, что я учусь? Но что тут особенного, если поедем отдыхать врозь? Многие семейные люди так отдыхают.

— Знаю, — недовольно буркнул Виктор. — Мой отец всю жизнь так отдыхал. Сам на юг, в Крым или в Сочи, а нас с матерью в деревню к тетке Степаниде, на речку Яхрому.

— Там совсем не плохо. И тетя Степанида хорошая. Пойдем в пассаж, я купальник себе посмотрю.

Виктору было все равно, куда идти, лишь бы рядом с женой, чтобы парни и мужики смотрели и завидовали ему. Не беда, что он сам невелик ростом, Нина выше, если на высоких каблуках. А без каблуков почти вровень. Мать же говорит: «Вы отличная пара! Нине повезло, ей достался любящий муж. Такого мужа, как ты, Витя, днем с огнем не найдешь».

Помнит Виктор, как на своей свадьбе напился, словно на чужой. Не верилось, что это и в самом деле его свадьба, а Ниночка стала его собственной женой. Ну и походил он за ней. Два года! Всех женихов отвадил, всех поклонников, даже спьяну подрался с одним. И до того день ото дня влюблялся в Ниночку, что перестал ревновать. Странно было, если бы другие на нее не глазели, если бы не завидовали Курносову, ему.

Высокий парень, шедший им навстречу по бульвару, смотрел на обоих, то на Нину, то на Виктора. Смотрел пристально еще издали, когда на лице и глаз не различить, а Виктор уже чувствовал его притягивающий взгляд и острое, новое беспокойство. Забытый холодок пробежал по телу под шерстяным свитером, под бежевым пальто из мохнатого заграничного драпа.

Высокий парень в стареньком военном костюме, в брюках навыпуск, шел опираясь на палку и сильно хромал. Старая офицерская шинель была не застегнута, голова не покрыта.

— Смотри, почки уже вот-вот распустятся, — сказала Нина. — А в прошлое воскресенье вон под тем деревом лежал снег. Сегодня солнце и совсем тихо. Хороший день!

— Холодно, — пожаловался Виктор. — Куда это мы плетемся? Пошли лучше домой.

Виктор и в самом деле озяб, его знобило, и день действительно не был теплым, хотя заканчивался апрель. Почки на ветках лишь обещали зелень, солнечные лучи были только обещанием тепла.

А тот, высокий, будто нарочно, шел с непокрытой головой, чтобы Виктор узнал белобрысую прямую прядь, упавшую на лоб.

— Как он похож на Андрея Митрохина, — шепнула Ниночка, когда они разминулись с парнем и взгляды их с Виктором перехлестнулись и завязались узлом.

Он узнал синие, затененные коричневыми ресницами глаза, и надбровья, вразлет и вверх, и тонкие брови, и прямой, как по линейке отчерченный нос, и уголки красивого рта.

Виктор не хотел оборачиваться, но кто-то могучий словно бы протянул лапу сквозь ветки, схватил за затылок и повернул его голову назад. Ноги, ступая по утрамбованной битым кирпичом дорожке, вдруг увязли как в горячей смоле.

Тот тоже остановился, обернулся и тоже глядел. Возможно, он напоминал немного Андрея Митрохина ростом и статью, но это был Шурка Лагин. Живой.

— Курносов? — окликнул он.

— Шурик! — непринужденно-весело, жалко и беспомощно задребезжало из горла Виктора. — Шурик, ты?

Виктор пытался оторвать от земли ноги и боялся не удержаться, упасть, а земля, стремительная и поразительно круглая, мячиком уходила из-под ног.

— Вы знакомы? — удивилась Нина и поспешно протянула руку: — Здравствуйте! Я только что говорила Вите, что вы похожи на Андрея Митрохина, нашего соседа. Он погиб в войну.