Штрафной батальон

– Ну что ж, граждане солдаты! – с нарочитым усилием выговорил наконец он, точно сожалел, обманувшись в своих лучших ожиданиях. – Я думал, что, посмотрев смерти в глаза, человек сделает правильные выводы и не станет размениваться на мелочи. К сожалению, я ошибся. Мразь остается мразью. Мало ее среди вас, но есть. Троих негодяев я сегодня отдал под трибунал. Восьмая рота честно боевой приказ выполнила, и мы не позволим пятнать ее честь… Не намерены нянькаться и с остальными! Предупреждаю: тот, кто с этой минуты попадется на воровстве, будет расстрелян немедленно! Перед строем!

Прекратились после того построения ЧП в батальоне, не стало жалоб на штрафников и от соседей.

В один из дней с утра заравнивали и засыпали на дороге ухабы и промоины, а после обеда отправились в поле. Ротный получил у комбата разрешение провести с солдатами занятия по ознакомлению с трофейным оружием. Намеревались провести стрельбы из немецких автоматов и пулеметов. Набрали с собой «шмайсеров» и «МГ-34». Вышли всей ротой, за исключением дневальных.

День под настроение выдался совсем безоблачным, теплым. Шли строем, твердо печатая шаг. Задорно горланили сочиненную кем-то из штрафников и полюбившуюся всем песню. На всю округу раздавался припев, сопровождаемый лихим пересвистом Станислава Шведова:

Как от Волги-реки, обгоняя полки,

Батальон наш идет вперед.

Батальон боевой, батальон наш штрафной,

Нас недаром зовут штрафники.

Сзади и чуть сбоку шел в своей длиннополой шинели Суркевич и довольно улыбался. И тут роту настиг запыхавшийся связной от комбата. Выслушав его, Суркевич повернул роту назад:

– Ро-та-а! Правое плечо – вперед! Шире шаг!

Почти два километра месили распаренную, раскисшую пашню, пересекая наискось поле, чтобы сократить путь к плацу. Взмокли от пота, будто под дождем побывали. А на плацу небывалое творилось. Не только штрафников выстраивали, но и все другие батальонные службы: медиков, поваров, связистов, шоферов.

Построением командовал командир пятой роты старший лейтенант Доценко, кадровый офицер средних лет и располагающей наружности. Но не любили его штрафники. Все они были для него на одно лицо – преступники, дезертиры, скоты и бандиты. Различия не делал. Куда ни шло, если бы ротный был только груб и высокомерен, но он и в бой с ними не ходил, старшим вместо себя одного из взводных назначал.

– Немецкой пули не побоюсь, не трус. Но получить очередь в спину от этих подонков – увольте, не желаю! – объяснял он свои действия в кругу командиров рот.

Солдатское радио те слова по батальону разнесло. Возможно, не совсем так выразился Доценко, но смысл точный. После этого стали штрафники ненавидеть его в открытую.

На плацу командир пятой смотрелся. Командовал и держался – залюбуешься. Прежде чем второй роте занять свое место, приказал сдать трофейное оружие, что и было сделано.

Спустя несколько минут появились майор Балтус и незнакомый подполковник, шедший от него по правую руку. Эмблем на погонах подполковника не было видно, но вольная, несобранная поступь и портфель в руке выдавали в нем нестроевого командира – врача, юриста, интенданта.

Немного приотстав, за ними шел сутуловатый капитан в больших роговых очках. В таком порядке они и встали перед ротными шеренгами. Сзади выстроились большой группой командиры и начальники различных служб батальона.

Солдаты взвода охраны притащили из штаба небольшой квадратный столик, установили его в центре построения, накрыли красным сукном.

К столику выдвинулся с папкой в руках один из старших сержантов с офицерской портупеей через плечо и в фуражке с зеленым верхом, как у комбата. Балтус все это время с отсутствующим видом смотрел себе под ноги.

Судя по приготовлениям, Павел предположил, что в батальон прибыло высокое начальство и что будут либо итоги боевых действий подводить, либо что-нибудь наподобие состоится.

Но в действительности произошло то, чего вряд ли кто ожидал вообще.

К строю, показавшись из-за штабелей снарядных ящиков, приближался конвой. Трое солдат с автоматами вели четвертого – в распоясанной, обвисшей шинели и без оружия. И чем ближе подвигалась процессия, тем меньше оставалось у Павла сомнений: вели Тихаря. Он шел сгорбясь, пошатываясь и нетвердо ступая, точно был слаб или нетрезв.

По команде послушно остановился там, где указали, и стоял, тупо, отрешенно уставясь перед собой. Ни разу не поднял головы, не посмотрел в сторону бывшего своего взвода. Похоже, он вообще никого не узнавал, замкнувшись от цепенящего страха.

Теперь стало понятным назначение неширокой ямы, отрытой в сторонке.

По знаку подполковника старший сержант открыл папку и стал внятно и протяжно зачитывать: «Именем Союза Советских Социалистических Республик! Военный трибунал…»