Штрафной батальон

Ульянцев не обиделся: начистоту так начистоту. Ответил все в том же шутливом духе:

— Фашисты, сволочи, виноваты, как бельмо я у них в глазу. Не успею появиться на виду — тут же продырявят. Ни в одной части по их милости поэтому долго не задерживался. Только начну приживаться — ив госпиталь.

— А к нам, если не секрет, каким ветром занесло?

— Перед последним ранением я здесь отдельной штрафной ротой командовал. Учли, так сказать, мой опыт и вашу нужду…

— А-а-а…

Вот, оказывается, почему новый ротный хоть и на ощупь, но не без успеха общий язык со штрафниками находит — старые они для него знакомцы.

Зауважали после того разговора штрафники лейтенанта Ульянцева, помимо всего прочего, усмотрели с ним родственную связь: тоже вроде как судьбой человек обойденный. Солдатские будни меж тем потекли установленным чередом. Со дня на день ждали пополнение, но его не было две недели. Правда, непредусмотренное, самодеятельное пополнение однажды в батальон все-таки поступило. И прибыло оно в составе одного человека целевым назначением во второй взвод второй роты.

* * *

Произошло это так. Перед самым подъемом кто-то легонько потянул Колычева за руку и позвал знакомым, извиняющимся голосом: «Паш, слышь, вставай!» Еще не придя в себя, Павел испытал раздраженное беспокойство оттого, что голос, хоть и узнанный, не мог принадлежать никому из тех, кто находился рядом. И вдруг точно прорезало: да ведь Витька это, Туманов!

Вскинувшись, протер в изумлении глаза. Нет, не мерещится — Туманов. Как есть, собственной персоной. Шинель на одно плечо наброшена, рука на перевязи, и носом растроганно шмыгает.

— Витька?! Ты, что ли?

— Ага…

Сграбастал его в охапку:

— Братва, подъем! Смотри, кто к нам явился! — зашумел так, что разом всех переполошил.

— Точно Туман, чертяка! Как сюда дорогу нашел? — с угловых нар обрадованно вопросил Кусков. — Слышь, Славк, крестник твой явился…

Все, кто и не знал Туманова, вокруг собрались, табак наперебой предлагают, тискают. Ждать ведь не ждали и думать перестали.

Витька от всеобщего внимания сконфузился.

— Ну че вы повылупились-то? Невидаль, что ль, я какая? — пробормотал смущенно. — Куда ж мне, кроме вас, податься? Свои тут…

— Постой, постой! — насторожился Павел. — А как это тебя с такой рукой из госпиталя выпустили?

Прилив бурной, безотчетной радости, вначале захвативший его целиком, теперь схлынул, и он не шутя встревожился закравшимся подозрениям.

Туманов независимо пришмыгнул носом:

— А меня, Паш, никто и не выписывал. Наоборот, дальше в тыл хотели отправить. Так я и сбег от них. Домой, значит, к вам. А то куда ж еще?

— Как сбег? — опешил Павел. — Да ты соображаешь, что это значит, дурья твоя голова, или совсем уж вертанулся?!

Совсем вертанутым Витька, по всей вероятности, себя не считал и потому, поморгав озадаченно, потянулся взглядом к товарищам, ища у них сочувствия и поддержки. Но не нашел. Лица у всех вытянулись, стали каменными.

— Ну дела! — обреченно проронил Кусков. — Упекут теперь голубчика опять на всю катушку. За милую душу…

— Что с приветом товарищ — сомнений не было. Но что до такой степени?! — уничижительно щурясь, покачал головой Шведов. — Это ж надо быть Тумановым! Ей-ей, другого такого чудика во всем батальоне не найти. Только у нас во взводе…

А Баев и Махтуров, очевидно, не в силах постичь убийственной простоты тумановских умозаключений, смотрели на него с одинаковым выражением жалости и недоумения на лицах.

Туманов, впрочем, тоже недоумевал:

— Че вы испугались-то? Я ж не куда-нибудь, а в свой батальон, назад… Че тут такого особенного?..

— Может, думаешь, тебя по головке за такие вещи погладят, благодарность объявят?

— Ниче я не думаю. Пришел, и все, а там пусть делают че хотят.

— Ну да, конечно. Главное — мы жалаем! — поддразнил Кусков. — А там хоть трава не расти…

Потом вместе стали думать, как быть. Возвращаться в полевой госпиталь с повинной и замять дело чистосердечным раскаянием Витька наотрез отказался. Переговорить с ротным? Но Ульянцев человек новый, Туманова не знает и вряд ли захочет взять беглеца под защиту. Перебрав все возможные варианты, сошлись на том, что лучше всего идти взводному просителем к самому майору Балтусу, минуя все другие инстанции. Страшновато, конечно, но и непутяя жалко. Будь что будет.

На штабное крыльцо Павел как на эшафот поднимался. И случилось так, что комбат навстречу из дверей появился. Запрещено штрафникам без вызова в штаб являться, сразу догадался, что неспроста пожаловал. Ответив на приветствие, придержал шаг.

— Слушаю вас.

Показалось Павлу, что недовольство и резкость в его голосе прозвучали, заволновался. Готовился суть дела изложить четко, убедительно, а получилось невнятно, просительно. Думал, не дослушает комбат, отмахнется. Но ошибся.

Морщинки на сурово сведенном лице Балтуса вдруг разошлись, холодные глаза подтаяли.

— Как-как — домой, говорит, вернулся? — недоверчиво переспросил он. — Прямо так и сказал?