Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

Начнем с того, что в представлении человеческого большинства (об альтернативном меньшинстве поговорим позже) Эйнштейн был и остается гениальным ученым.

Однако многие его ученые собратья не всегда используют эту привычную формулировку, и вообще стараются избежать какой-либо определенности в этом вопросе. Скорее всего происходит это потому, что каждый «настоящий физик» всегда чувствовал и по сей день чувствует в Эйнштейне «чужого», беззастенчиво нарушающего все неписаные каноны и традиции, свойственные ученому сословию.

Эти «недопустимые нарушения» начинаются в детстве: Эйнштейн никогда не был вундеркиндом, решающим в уме сложные математические задачи, и не стремился к скорому постижению всех наук. Наоборот, он был «трудным ребенком», с «поздним развитием», «неважным учеником», неохотно покидающим ради естественных наук свой любимый мир музыки. Ему претила «немецкая основательность» в начальном и среднем образовании, и он был нетерпим к любому принуждению, а его нежелание изучать то, что он не считал для себя необходимым, было истолковано добросовестными ефрейторами и капралами провинциального народного образования второго рейха как «умственная отсталость». Эти «оценки» выглядят особенно пикантными теперь, когда мы знаем, кого удалось подготовить к 1933 году славной немецкой «миттель-шуле».

К числу ранних симптомов научной проницательности Эйнштейна обычно относят его детское высказывание по поводу впервые увиденного им компаса о том, что вокруг стрелки «что-то» есть, которое скорее всего было проявлением примитивной детской логики, а не догадкой о существовании магнитного поля.

Бесславно закончив свою борьбу с немецким средним образованием уходом из гимназии, Эйнштейн продолжает учебу в Швейцарии, всепроникающий демократизм которой обеспечил его характеру, ориентированному на безграничную личную свободу, более комфортные условия. Воспоминание же о немецкой школе было столь тяжким, что Эйнштейн, будучи почти ребенком, принимает свое второе после ухода из гимназии ответственное решение в направлении полного освобождения: просит отца подать за него, несовершеннолетнего, прошение о выходе из вюртембургского гражданства. В 1896 году это прошение удовлетворяют, и с этого момента Эйнштейн никаких юридических связей с покинутой родиной не имеет.

В Швейцарии Эйнштейн заканчивает Аараускую кантональную школу, основанную на принципах Песталоцци, ничего общего не имеющих с военной дисциплиной, муштрой, долбежкой и зубрежкой, и поступает в Цюрихский политехникум.

В свои студенческие годы Эйнштейн был очень избирателен в выборе курсов и преподавателей, будто заранее знал, что ему пригодиться в будущем. Он не вел конспектов и был рассеян на лекциях, которые часто пропускал, предпочитая самостоятельную работу с трудами корифеев физики и естествознания. Это сказывалось на его репутации у преподавателей, среди которых был и замечательный математик Герман Минковский, придавший впоследствии математический блеск гениальной теории относительности, созданной его нерадивым учеником.

За пределами Политехникума в студенческой среде Эйнштейн не был отшельником, и в цюрихских кафе того времени, где молодость компенсировала недостаток средств и скудость застолий, часто звучал его громкий и веселый смех.

Способность Эйнштейна легко проникать в сущность самых различных предметов позволила ему без особого труда сдать в 1900 году выпускные экзамены и среди прочих, ничем не выделяясь из студенческой массы, получить диплом преподавателя физики.

Следующие два года ушли у него на поиски работы и регулярное получение отказов на предложение своих услуг. Лишь в 1902-м он по рекомендации приятелей стал экспертом в Бюро патентов в Берне.

Работа с патентами не требовала высокого умственного напряжения, и, наоборот, даже развлекала Эйнштейна, позволяя ему следить за ходами человеческой мысли в ее попытках решить различные технические задачи. Ну а всю свою еще не востребованную человечеством силу мышления он направляет на продолжение овладения знаниями, которые, как он интуитивно чувствовал, ему понадобятся для собственных выводов. При всей уникальности эйнштейновской системы мышления, ему нужны были собеседники, и он находит их в лице студента-философа М. Соловина и бывшего своего соученика по Политехникуму — К. Габихта. Эти собеседники в своих воспоминаниях сохранили тот удивительный список авторов, труды которых входили в круг интересов Эйнштейна в 1902–1905 гг.: Б. Спиноза, Гельмгольц, Ампер, Б. Риман, Р. Авенариус, А. Пуанкаре, Д. С. Милль, Д. Юм, Э. Мах, Клиффорд, Дедекинд.

Из этого, на первый взгляд, совершенно случайного набора «интеллектуального сырья» возникли первые пять небольших статей двадцатишестилетнего Эйнштейна, три из которых принадлежат к числу величайших работ в истории физики. С одной из этих статей под скромным названием «К электродинамике движущихся тел» началось триумфальное шествие теории относительности.