Штрихи к портрету.Из писем Михаила Леоновича Гаспарова

Михаил Леонович о науке. Кроме разных побочных интересов, занимавших в его деятельности явно второстепенное место, у Михаила Леоновича было три основных области занятий: теория стиха, классическая филология, перевод. А среди этих трех областей первой, самой для него дорогой, была теория стиха. Мы с ним об этом беседовали. У меня есть и его письма, где он прямо об этом говорит. Вот один пример. “Дорогой Вадим Соломонович, большое спасибо за память, за внимание и за интересную статью. Отплатить мне пока нечем — даже ученым разговором, потому что сейчас институтская античность отнимает все силы. Как только кончу статью о “строфике нестрофического стиха”, поспешу послать ее Вам — для умной критики. А пока — с праздником! Всегда Ваш М. Гаспаров” (6.11.1968).

В письме от декабря 1968 г. Михаил Леонович предложил прочитать моим студентам цикл из шести лекций по теории стиха. Завкафедрой и проректор по научной работе решительно отказали. Я был к отказу подготовлен. За год до этого академик Д.С. Лихачев предложил мне провести у нас в институте выездное заседание своего сектора древней русской литературы Пушкинского Дома. Он устраивал такие заседания в старых русских городах, а также и за пределами, очерченными “Повестью временных лет”. Те же мракобесы решительно сказали “нет”.

Большое письмо от 19 июня 1969 г. помимо разных бытовых тем содержит такой фрагмент. “Приехать к Вам мне очень хочется, чтобы поразговаривать, но не знаю, выйдет ли: отпуск у меня с середины июля, но сильно загруженный (за лето мне нужно написать доклад “Неизданные работы Брюсова по античной истории и культуре”, переделать центральную часть работы о народном стихе для Холшевникова, написать маленькую статью “Семантика дактилической рифмы” для юбилейного сборника к 75-летию Виноградова, написать — может быть — большую статью о метрическом репертуаре “Малой б<иблиоте>ки поэта” и “Б<иблиоте>ки советской поэзии” и перелицевать для монографической публикации мою кандидатскую диссертацию об античной басне); во всяком случае, пишите ко мне чаще, и, может быть, мы сговоримся о приезде дня на два, если Вы в июле-августе будете в Смоленске. Если же Вы попадете в Москву, увидимся в Москве”. Сейчас не припоминаю, когда и где состоялась наша ближайшая встреча. И в дневнике ничего об этом не нахожу.

Так Михаил Леонович работал всю жизнь.

Он служит нам всем живым напоминанием о единстве человеческой культуры. Он сам был носитель, явное свидетельство этого единства. В рассказе Чехова “Студент” — в полном собрании сочинений он занимает неполных четыре странички — студент духовной академии Иван Великопольский поздней осенью вечером набрел на костер, у которого Василиса, простая потрепанная жизнью женщина, и ее взрослая несчастная забитая дочь Лукерья приветливо его встретили.

“Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр”, — произнес студент. И неожиданно начал рассказывать двум женщинам о тайной вечере, о том, как Иуда предал Иисуса, а апостол Петр трижды отрекся от Него. И Василиса вдруг заплакала слезами крупными, изобильными, а лицо Лукерьи приняло такое выражение, какое бывает у человека, который сдерживает сильную боль. Студент подумал: не потому Василиса заплакала, а Лукерья смутилась, что он трогательно рассказывал; значит, то, что происходило девятнадцать веков тому назад, имеет отношение к настоящему, к их жизни. “Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой”.

Так, общаясь с Гаспаровым при личных встречах, эпистолярно или читая его книги, видишь оба конца великой цепи человеческой культуры: стоит только дотронуться до одного конца этой цепи, как дрогнет другой.